Надежда Первухина - Вежливость королев

— Чего-о? — уставился на затуманского адмирала атаман Смахно. — Да древней наших Бадей и нема вотчины! Мовчи, гадмирал! У бадейцев тоже празднование нагорилкуеться: Начатки бадейской мовы! О як! Мы перши п'идем королевску хату брати!

— Если уж речь пошла о праздниках, то, по чести сказать, нам первым должно занять Тарск, ибо только в стенах завоеванного города истоверные могут завершить священный захадж и сотворить наваз. Пустите истоверных первыми! А мы за вас потом помолимся Акбару. — Эмамир Южного Сирака благочестиво свел ладони.

— Еще чего! У нас тоже праздник наступает! — воскликнула воинствующая фригидия и подтянула сползающую нагрудную повязку. — Женский День! Так что дайте дорогу дамам!

— Вы же боитесь!

— Ничего подобного! Дайте дорогу дамам, негодяи!

— Да здравствует Континент Мира и Свободы!

— Хай живе Пидзадьи Бадьи!

— Правь, Затумания!

— Ти-хо!

Это повелительно выкрикнул эмамир Южного Сирака.

— Прошу тишины, — выразительно блестя черными глазами, сказал он.

Все стихли и с некоторым любопытством поглядели на эмамира.

— У меня есть деловое предложение к вашему сообществу. — Эмамир принялся изящно перебирать сверкающие самоцветами четки. — Раз королева Абигейл всех нас обманула, пусть небеса решат, кому первым наступать на Тарск, а кому последним.

— Це ж як? — выпучился на эмамира атаман Смахно.

— Давайте бросать жребий. У меня вот и кости для этого имеются. Прошу. Кто бросает первым?

— Кхм, позвольте мне, сударь, — подхватил желтоватые игральные кости адмирал Охренельсон, — во славу Затумании. Да не отвернется от меня удача!

Адмирал потряс зажатыми в кулаке костями и изящным жестом бросил их на стол.

— Один и четыре! — объявил эмамир. — Вы занимаете пятое место, адмирал!

— Гы-гы, — глумливо засмеялся в лицо адмиралу батька Смахно и взял кости. — А ну, — сказал он весело, — побачимо, як буде перший!

Атаману выпало две двойки.

— Ось! — обрадовался он и хитро глянул на затуманца. — Поперед тебе, батько, п'идем!

За атаманом кости бросали: командующий Хрендаредиса (пятое место), командующий Континента Мира и Свободы (четвертое место), фригидия (пятое место) и даже неразговорчивый вожак полудикого, но чрезвычайно воинственного племени камедонов (пятое место).

— Благодарение Акбару, все теперь заняли должное место, — лукаво пряча улыбку в седую бороду, подытожил жеребьевку эмамир. — На первом же месте, полагаю, должны оказаться воины благословенного Южного Сирака, ибо такова воля Всемилостивого и Справедливого…

И тут на эмамира замахнулся здоровенным тесаком атаман:

— Ах ты ж жулик! Ты сам костей не кидав, гад! Чому ж ты перший, ась?! — захрипев, он умолк навсегда, так как четки эмамира вдруг оказались на атамановой шее и удивительным образом затянулись так, что батька Смахно, посинев, безжизненным кулем свалился под стол.

— Вот незадача! — сокрушенно вздохнул эмамир, легким движением руки снимая четки с задушенного предводителя бадейцев. — Но, значит, такова была его судьба. А нам надо радоваться: соперников стало меньше. Или кто-то не радуется и готов разделить участь атамана в борьбе со мной за право первого места? — Эмамир угрожающе закрутил четками.

— Ты не очень-то нас пугай, — осторожно сказал командующий Континента. — Мы уже пуганые.

— Кхм… сударь, вы не боитесь… кхм… осуждения мирового… кха-кха… сообщества за столь… кха… не совместимый с человеколюбием… кхм… поступок? — отирая испарину со лба, поинтересовался бесстрашный адмирал Охренельсон.

— Милость Акбара пребывает со мною, — пояснил эмамир. — И армия в сто тысяч сабель и копий тоже. Так что мне уже ничего не страшно.

— Как сто тысяч?! Где сто тысяч?!

— Здесь, — любезно пояснил эмамир. — У стен столицы. Им осталось только получить приказ…

— Ты не очень-то пугай, — повторился командующий Континента.

— Я и не пугаю, а открываю истинное положение дел.

— Мужчины! — с глубоким презрением в голосе заговорила воинствующая фригидия. — Вам бы только цапаться меж собой, забывая о главном! Какая разница, кто войдет в столицу первым, а кто пятым! Предлагаю объединить усилия во временном союзе и всем сразу ударить по Тарску, едва наступит Канун Цветения элриса!

Главнокомандующие переглянулись. Загадочными и ничего не выражающими были их взгляды.

— Женщина превзошла умом мудрейших, — усмехнулся эмамир. — Нам нужно объединиться. Временно. Сначала сломим сопротивление тарсийцев, а уж потом будем выяснять, кому принадлежит право триумфального шествия по улицам Тарска. Голосовать будем?

— Нет, — быстро ответил устрашенный безвременной гибелью батьки Смахно предводитель камедонов. — Как ты скажешь, так и сделаем!

Вот почему в Канун Цветения элриса у стен тарсийской столицы собрались сразу пять армий, не считая немногочисленного отряда камедонов и растерявшейся без атамана армии Пидзадьих Бадей.

Оставшиеся боеспособные тарсийцы (в их числе грозные «Кружевницы», «Повивальные Бабки» и «Ткачихи») занимали выгодные позиции на старинных стенах Тарска. Среди этого воинства носился советник Атасс и пытался всех подбодрить цитатами из древнего свитка, посвященного цветоводству:

— Не бойтесь! Вот увидите, они не посмеют напасть на людей, демонстративно сложивших оружие! А если посмеют, то на них падет проклятие цветущего элриса, и они сами друг друга перебьют! Крепитесь! Осталось недолго ждать!

Среди «Повивальных Бабок» прошел недовольный шепот, что-де не ждать надо, а самим нападать и покончить с вражьими ратями до наступления Кануна Цветения. Но их никто не поддержал — понимали, что «напасть самим» не получится — слишком малочисленной была тарсийская армия в сравнении с вражескими.

В это же время во дворце Карина и Кириена совещались с Уильямом Гогейтисом и герцогом Дюбелье-Рено.

— Вы уверены, что у нас получится все, как мы задумали, Главный Советник? — поминутно переспрашивала Кириена, и лицо ее было тревожным.

— Не беспокойтесь, ваше величество. — Словосочетание «ваше величество» герцог произносил с особым удовольствием. — Вы ведь знаете…

— Да-да… Лазутчик среди их командования. Но если его раскроют? Если ему не удастся их убедить? — Это уже волновалась Карина.

— Не удастся, ваше величество, — улыбался герцог Карине. — Он уже сделал то, что… должен был сделать.

Уильям, буквально подпрыгивающий от нетерпения, не выдержал и сорвался с места.

— Вилли, ты куда?! — закричала вслед Карина.

— На передовую!

— Какую передовую, балбес?!

— На стены столицы-ы-ы-ы! — пояснил «балбес» уже из отдаленной анфилады дворцовых покоев.

— Что с ним делать, ума не приложу, — пожаловалась Карина Кириене.