Нил Гейман - Лучшее юмористическое фэнтези. Антология

В конечном счете… Да, так и есть. В конечном счете он был бы состоятельнее три с третью тысячелетия назад,

если бы осел где-нибудь и устроился на работу. «Никогда не поздно начать готовиться к заслуженному отдыху», — кричала ему в уши телереклама; представить только! Если бы он думал наперед. Он нахмурился и стал загибать пальцы, что-то подсчитывая. Если бы он начал с самого первого дня прибытия на Землю, посоветовался с независимым консультантом по финансовым вопросам и получил ипотечный кредит, обеспечиваемый полисом страхования жизни, который, в свою очередь, дает право участия в прибылях страховой компании, сейчас бы он уже выплатил последний взнос и стал владельцем целой планеты.

Вместо этого… Ну, в первые сто лет были только шум, гам, тарарам. Вскоре, когда пришло осознание того, что в атмосфере этой ничтожной планетки он был практически бессмертен, вечно молод и неуязвим, он закружился в радостном вихре, что привело к необратимым изменениям в истории, образованию с полдесятка новых религиозных учений и его личному неизменному пристрастию к сухому белому вину, сыру фета и перевоплощению в различные божества. Что и говорить, повеселился на славу; так продолжалось до тех пор, пока за горло не взяла тоска по дому, и он был вынужден признать горькую истину — да, он все повидал, везде побывал, все перепробовал на этом жалком обломке; а тем временем дома Настоящая Жизнь нетерпеливо притопывала ногой и посматривала на часы, гадая, куда же он, черт возьми, мог запропаститься, подразумевая, что, если он еще протянет, у нее не останется другого выбора, как только продолжать двигаться дальше без него. Если его расчеты были верны, век на Земле приблизительно равнялся месяцу на его родной планете. Общее правило, обязательное для каждой освоившей путешествия во времени расы, заключается в том, что, если ты отсутствовал на планете в течение восемнадцати месяцев и у твоей семьи и работодателей нет оснований считать тебя живым, суд объявляет тебя юридически мертвым, твое имущество распродается, жилье перераспределяется, членство в профсоюзе и подписка в книжном клубе автоматически аннулируются, а невыплаченная заработная плата жертвуется в общественный клуб при департаменте по делам о наследстве Министерства юстиции и в пивной фонд, чтобы покрыть расходы на положенные тебе по закону поминки. Если тебя официально признали мертвым — все, конец, ничего уже не попишешь. Министерство юстиции не укротило бы бунтарские, воинствующие племена и не создало идеальное общество, если бы позволяло элементарным фактам вставать на пути у правовых презумпций.

Восемнадцать месяцев — одна тысяча восемьсот лет по земному времени, — и он погиб, обратного пути нет; его жизнь (если он что-то понимал в ней) закончится, его жена будет вольна воссоединиться со своим мерзким кузеном, страховым брокером, а его уникальная видеоколлекция странных звуков, издаваемых животными, раздроблена и рассеяна по всей Вращающейся Розе. Катастрофа.

При одной мысли об этом он вздрагивал даже сейчас. Только когда видишь, как то, что тебе было дано, утекает, словно песок сквозь пальцы, понимаешь, сколь несметными богатствами ты обладал, в каком блаженстве купался; особенно в сравнении с тем, что у тебя имеется на паршивой Земле, где компанию тебе составляют пятьдесят миллиардов дрессированных безволосых приматов. Даже когда крайний срок возвращения на родину истек, он все равно с горечью думал о том, что отдал бы любую цену, лишь бы вернуться домой и жить пусть даже ущербной жизнью полупризрака, как установлено законом, — без права владеть собственностью, заключать брак и записываться в видеотеку, — чем оставаться затерянным здесь, среди чуждых ему обезьяночеловеков. Как бы то ни было, он с еще большим рвением взялся направлять человечество по пути прогресса. Распределительный вал, подвижная литера, демократия, доменная печь, высокоуглеродистая сталь, телескоп, подоходный налог, электричество, научная фантастика, ракетный двигатель — одно за другим он умело собрал воедино все эти достижения человеческих знаний и умений, в надежде, что планета, которую они называли Марсом, окажется на самом деле Вращающейся Розой, ведь поверхность Марса тоже казалась красноватой…

Не та планета. Он в конце концов до нее добрался, но планета оказалась не та, будь она неладна. Жаль, очень жаль. И в довершение всего жесточайшая усмешка судьбы: он ступил на Марс как раз в то время, когда представители другой бороздящей просторы космоса расы, обладающей достаточно развитыми технологиями для того, чтобы перевезти его хоть на край галактики, как раз собирались в путь, и раса эта обитала на Остаре. Вот не везет! По-своему неплохие ребята, всегда рады прийти на помощь такому же, как они, сознательному и чувствующему существу, — за одним-единственным досадным исключением: жители Остара безоговорочно верили в то, что именно на Вращающуюся Розу отправлялись после смерти все законники-крючкотворы с их планеты, и значит, никакая сила на свете ни при каких условиях не могла заставить их приблизиться к Розе ближе чем на расстояние в пятьдесят тысяч световых лет.

Прекрасно. Какую-то долю секунды он раздумывал, не попросить ли их подбросить его до Остар-центральной; но он уже был там много лет назад и прекрасно помнил, что вся их культура построена на игре, в которой двадцать два остаровца гоняются за надутым яйцевидным пузырем по ровной, поросшей травой площадке. Да ну их! Ему даже на миг показалось, что и Земля, в конце концов, не такое уж гиблое место.

Он зевнул, перевернулся на спину и уставился в потолок. Завтра, сказал он себе, наступит первый день оставшейся ему бесконечной жизни. Какое счастье.

— Папа? — повторила она.

Она сидела в кровати с тупым выражением лица, пребывая в такой же радостной безмятежности, как тролль, который забыл о том, что часы идут вперед. Папа? Нет, не может быть. Думай, бестолочь, думай. В последний раз ты видела отца двадцать пять лет назад, когда ему было около тридцати, а тебе два года. Из этого следует, как ночь следует за днем, что мужчина, с которым ты столкнулась двадцать пять лет спустя и который выглядит точь-в-точь как твой отец двадцать пять лет назад, не может по всем законам природы быть одним и тем же человеком. Кроме того, будь это папа, он держал бы газету, потому что последнее, что он сказал маме перед тем, как навсегда исчезнуть, было: «Я выйду на минутку, куплю газету». Времени, чтобы найти газету по вкусу, у него имелось достаточно… Черты ее лица несколько посуровели. Конечно, это не папа, но, если это все-таки был он, она упустила прекрасную возможность продемонстрировать ему свою любовь, сдав назад, проехавшись по нему несколько раз и в конце концов припарковавшись на его голове.