Сергей Мусаниф - О людях и бегемотах

– Ты ему веришь? Гоше, не джедаю?

– Верю, – сказал Витя. – Видишь ли, миссия, которую он собирается нам предложить, засекреченная. Настолько, что его контора даже не может привлечь к делу военных или своих специалистов, а это значит, что проект корабля, на котором мы полетим, похоронен на таком уровне секретности, что лучше даже и не думать. Кроме того, эта миссия самоубийственна, потому он предлагает ее нам. Мы – расходный материал, сам понимаешь. Нас уже израсходовали.

– Я, между прочим, с вами собираюсь, – сказал Гоша.

– Это ничего не значит, – сказал Витя. – Такой парень, как ты, запросто может пожертвовать жизнью ради своей страны. Я уже не говорю обо всем человечестве.

– А такой парень, как ты? – спросил Гоша. – Как насчет этого? Ты готов пожертвовать жизнью ради всего человечества? Или слабо?

– Ты меня на «слабо» не разводи, – сказал Витя. – Меня на «слабо» уже в детском саду не развести было. Ты мне другое скажи. Шансы у нас есть?

– На победу?

– Допустим.

– Процентов тридцать.

– А на то, что мы останемся в живых?

– Процентов пять, – сказал Гоша.

На некоторое время воцарилась тишина.

– По крайней мере, честно, – сказал наконец Женя.

– А если мы победим и выживем, хоть в это и трудно поверить при виде твоего оптимизма, – сказал Витя, – что мы получим в качестве приза?

– Помимо благодарности всего человечества?

– Это дело будет засекречено под грифом «Перед прочтением сжечь», – сказал Витя. – Так что не надо мне рассказывать, будто кто-то что-то узнает о нашем участии.

– Этого я пока не могу гарантировать. – Гоша затушил сигарету о ботинок. – Вы хотите получить что-то весомое? Как насчет амнистии?

– Президентской? – спросил Женя.

– Моей личной, – сказал Гоша.

– Звучит заманчиво, – сказал Витя.

Лева не останавливаясь говорил минут сорок.

За это время он успел выложить почти все, исключая только эпизоды с «порше» и столбами. И немного отредактировал историю своей криминальной деятельности. Зато о рисующихся на горизонте перспективах сотрудничества он наплел столько, что, услышь его экипаж, удивились бы и сами гиптиане.

Путин не перебивал. Политики должны уметь слушать. Разведчики тем более должны уметь слушать.

Глядя в спокойные и внимательные глаза собеседника, Лева гадал, кого же в этом человеке больше, разведчика или политика. И так и не пришел ни к какому определенному выводу.

Потом Лева замолчал, набулькав себе немного минералки из графина.

Путин тоже молчал. Когда история Левы подошла к концу, он уставился в окно, а пальцы его правой руки нервно барабанили по столу.

Интересно, подумал Лева, меня увезут отсюда в психушку или сразу расстреляют?

Юнга бродил по осушенному бассейну, хлопая лапами по оставшимся на дне лужицам воды, периодически принимался стонать и два раза даже пробовал биться головой о стену.

Юнге было погано. Его молодая и порывистая натура требовала действия, а сделать он ничего не мог. На политическом уровне сейчас все зависело от способности Левы убеждать людей, а тактическая операция целиком и полностью легла на плечи Гоши и Марины. Юнге не осталось ничего.

Даже шлюпки. Даже канала связи с кораблем-разведчиком, который был заблокирован Кэпом в целях маскировки.

Миссия, в которой ему выпала честь принимать участие, была высокой и благородной. Спасение своей собственной расы от природного катаклизма, а также научно-техническая помощь другой расе. Помощь братьям по разуму.

Юнга даже вычитал в какой-то книжке подходящее слово.

Прогрессорство.

Юнга надеялся, что объединенные усилия двух рас позволят совершить качественный скачок в деле освоения космоса и что гиптиане смогут обрести себе новую планету. И что люди будут их друзьями.

Сложностей на этом пути было много, вполне вероятно, что дальше их было бы еще больше, но...

Сейчас все потенциальные сложности, все преодоленные препятствия и все достигнутые успехи могли быть перечеркнуты одним махом. Точнее, одним залпом боевого корабля Империи.

Этого нельзя было предугадать. Это невозможно было просчитать. Это была не просто неприятность.

Это было фатальное невезение.

Юнга успел пообщаться со многими людьми, если бы Лева знал их точное число, он просто упал бы в обморок. Этот список не начинался Биллом Гейтсом и не заканчивался Джорджем Лукасом.

Это были представители разных народов, разных стран, разных религий и убеждений и даже разных эпох. И на основании проведенного исследования Юнга пришел к выводу, что человеческая цивилизация не безнадежна.

Люди развивались медленно. Гораздо медленнее, чем гиптиане, но Юнга думал, что нашел этому объяснение.

Их цивилизации просто выбрали разные пути развития.

Гиптиане развивались вовне. Они стремились вырваться со своей планеты, разгадать все тайны природы, покорить время и пространство. Юнга знал, что и у человечества были когда-то такие мысли.

Только вот в какой-то момент эти мысли исчезли.

Признав освоение космоса и ближайших планет Солнечной системы экономически невыгодным, человечество поставило жирный крест на быстром прогрессе. Потому что ничто так не будоражит воображение, не подстегивает интеллект и не пробуждает творческое начало, как мечты о звездах.

Человечество временно отказалось от звезд. Оно обратило свое развитие внутрь самого себя. Зациклилось.

В последнее время на Земле появились профессии, которых не было пятьдесят, а то и двадцать лет назад. Попытайтесь объяснить жителю девятнадцатого столетия, кто такой психоаналитик, для чего нужен дизайнер по ландшафту и чем занимается сетевой администратор. Человечество старалось познать самое себя.

И по темпам развития было похоже, что это его познание не слишком вдохновляет. Когда мобильный телефон достигнет размеров булавки и будет носиться вместо серьги в ухе, когда водителю не надо будет управлять автомобилем для того, чтобы тот перемещал его в пространстве, когда температура воды в душе будет регулироваться в зависимости от настроения купающегося, когда компьютеры войдут в каждый дом и возьмут на себя большую часть человеческих забот, прогрессу придет конец. И по прикидкам Юнги, без вмешательства гиптиан это произошло бы довольно скоро. Лет через сто – сто пятьдесят. Максимум через двести [34] К слову, двести лет – это тот срок, который понадобился гиптианам после изобретения колеса для того, чтобы изобрести гиперпривод. .

И тогда бы человечество поняло, что выбранный им путь вел в тупик.

Все технические новинки, которыми гиптиане могли удивить человечество, появились в результате работ по освоению космоса. Что-то разрабатывалось специально для космической программы, что-то явилось побочным эффектом, но результат был налицо.