Людмила Безусова - Зеркало Триглавы

Вот и все…

Какое все? И чего это она стоит? Там Антон, наверное, с ума сходит, но сначала…

Людмила уселась на жухлую траву, стянула один сапог (как второй потеряла и не помнит), коснулась босыми ногами земли, жесткой, колючей, словно не родной. Для восстановления время нужно и вот это — опрокинутое куполом небо с редкими пятнами розовеющих облаков, подкрашенными последними закатными лучами солнца, шелест листьев над головой, трепетные касания легкого ветерка, жар разгоряченной кожи, и мать сыра земля, не желающая принимать дочь свою. Вскочила, закружилась, раскинув руки. Запела-заплакала, завыла зверем раненым, взывая к могуществу земли, ветра, солнца. Ничего… Нет, не верю… Неужели и впрямь все высосал Кащей проклятый, не оставив даже малой искорки силы? Упала лицом вниз и зарыдала, скорбными слезами омывая сухую землю.

Не выдержала мать земля мольбы отчаянной, отозвалась на горе горькое, неприкрытое. Живительные токи пробежали от макушки до пят, заземляя стынущее тело, принимая его в лоно природы. Людмила оцепенела суеверно, боясь спугнуть, сглазить преждевременной радостью возвращение былого. Только облегченно выдохнула, когда почувствовала, как шевельнулось внутри, отозвалось придавленное мрачными сводами подземелья — камнем прОклятым — ведьминское естество, как трепетно и опасливо разгорается искра силы, пока ещё слабенькая. Пока слабенькая… Пока… Но на все время будет…

— Эй! — подползла, заглянула за край провала, — долго вы еще там языками чесать будете? Я уж замучилась ждать, когда хоть один из вас придумает, как меня из плена вызволить, — и засмеялась, увидев внизу оживленное копошение.

Бесенок высунулся над краем ямины и сразу же наткнулся на вопрошающий взгляд ведьмы.

— Птах? — растерялась Людмила. — Ты как выбрался?

Замер, возвращая себе прежний несерьезный облик, приглушая багряный блеск глаз, да, видать, перестарался слегка. Ведьму не обманешь.

— Кто ты? — Ишь, голос властный, а сама напряжена, как струна. — Не почудилось мне… Что с Антоном сотворил, паразит?

Бесенок оттолкнулся и выскочил на поляну, оказавшись рядом с чародейкой. А ведь не отодвинулась ни на шаг, когда подошел вплотную, глядя на нее снизу вверх. Да что она сейчас может?

— Он больше не нужен…

— Как не нужен? Кому? — Оторопела, плещется в глазах непонимание. — Ты так решил? С чего? — И опять гневливый всплеск. — Кто ты?

— Помнишь, как мы встретились?

— Встретились? Сильно сказано…

— А вот насмешка здесь лишняя. Вспоминай…

С тихим шорохом набегают неторопливые волны на пологий речной берег. Пахнет перепрелыми водорослями и болотной тиной. Серебристая лунная дорожка на воде слегка подрагивает. Брошенным прицельно камешком разбивается призрачная тропа в царство Водяного, широкими кругами расплывается по зеркалу воды. Что-то не откликается речной хозяин… И зачем звал, непонятно… Да ещё так срочно… Ну на нет и суда нет. Ждать больше не буду. Напоследок Людмила кидает ещё камешек, уже просто так, из вредности.

За излучиной реки хохочут, заливаются русалки. Их время — опасное для случайных путников — Русальная неделя. Была б её воля, Людмила за версту бы обошла это место, связываться с шельмами-водяницами не особо хочется. Это на людей легковерных они морок набрасывают, а от ведьмы русалки не прячутся. Мерзкое зрелище, признаться — злобные, ненавистные старухи с иссохшим истлевающим телом, даром, что в воде живут. Как только народ верит в их красоту и вечную молодость? Зло всегда уродливо, а русалочье тем более — брошенные невесты, по собственной воле отказавшиеся от жизни земной, мстительны и жестоки. Ладно, что сидеть? И так понятно, что не явится Водяной. Знать, нужда отпала в её помощи. Домой пора…

Отчаянный, полный невыносимой боли, крик донесся от русалочьего игрища.

Не выдержала Людмила, вскочила, помчалась берегом, оскальзываясь на мокрой траве. Добежала до излуки и остановилась, всматриваясь в мельтешение темных силуэтов на мелководье. Посередине словно большая рыба плещется, бьет хвостом. Разом засмеялись русалки, кинулись к рыбе, притопили слегка и отпустили, закружились вокруг быстрым хороводом, залились напевным смехом.

И опять по нервам ударил безысходный вопль, аж мороз пробрал до костей. А ночь ведь душная какая — парит, словно перед грозой.

"Что ж делать? — заметалась по берегу ведьма. — В воду никак нельзя, чужие владения. Утянут, как пить дать… И сама погибну, и страдальцу не помогу… С берега попробовать пугнуть, что ли?".

В ладонях привычно сформировался огненный шар, взвился вверх, пущенный умелой рукой и вонзился в воду почти в центре русалочьего круга, накрыв водяниц клубами пара. Не зря тратила долгие часы упражнений, пригодилась все-таки боевая магия. Людмила, предварительно сложив пальцы оберегающим жестом, удовлетворенно вслушивалась в проклятия и пожелания. Ничего, пусть прочувствуют на себе, каково это… А не поймут, ещё один «подарочек» отправлю.

Скоро у самого берега поднялась белесая фигура водяницы, разглядывая ведьму.

— Баба-Яга? — русалка удивилась несказанно. — Ты чего озоруешь? Мы с тобой вроде не ссорились, нам делить нечего. Твой лес, наша река…

— Кто там у вас?

— А тебе какое дело? Иль нужда телесная заела? Так приходи, опытом поделимся… — водяница кокетливо перебросила отвисшую тощую грудь на покрытое синеватыми пятнами тлена плечо.

Людмила брезгливо передернулась — видели б мужики, за какой красотой кидаются, головы теряют, так и рыбачить бы перестали.

— Отдайте мне его… — попросила она.

— Чего ради? Это наша добыча. Ты тут каким боком?

— Сочтемся…

Задумалась водяница не на шутку, почесала загнутыми когтями остатки длинных спутанных волос и, прикинув что-то, решилась:

— А бери, — сунула пальцы в беззубый рот, залихватски свистнула подругам, — толку все одно никакого от него нет. Скушный он стал…

Затаив дыхание, глядела Людмила, как приближаются русалки к берегу. Одна из них волокла за собой примолкшего страдальца. За невеликим тельцем его тянулся темный извилистый шлейф.

— Вы что, уже и детьми не гнушаетесь? — грозно свела брови ведьма. — Мелка добыча ваша для взрослого.

— Да, что ты? Как можно… — глумливо усмехнулась первая водяница, не сводя алчных глаз с чародейки. — Так берешь или как?

Чародейка согласно кивнула и едва успела подхватить скользкое от воды и крови тело, исполосованное острыми когтями русалок. Сердце зашлось от жалости, когда посмотрела, кого вызволила — бесенок-подросток, с едва пробившимися рожками, почти не дышит уже. Получится ли выходить, неизвестно…

— А мы хотим…

Не дослушала Людмила водяницу, развернулась и кинулась в лес, подальше от воды. Не хватало ещё торговаться с этими злыднями, прихоти их выполнять. Обойдутся! Только бежать шибче надо — догонят, мало не покажется. Вслед несся злобный вой обманутых русалок, да поздно, улетела птичка.