Кэтрин Коути - Длинная Серебряная Ложка

— Знаю, ради кого мы здесь собрались. Что ж, пусть приходит и полюбуется! Ты решил, что она согласится? Ха! Да погляди она на тебя сейчас, сама бы на плаху забралась и умоляла палача, чтобы он лишней минуты ее в живых не оставил!

Вампиры озадаченно смотрели на Мастера, но тот, судя по искривившимся губам, понял кого Берта имеет в виду.

— Не вздумай так про нее говорить!

— Не кричи на меня, милый, мы еще не женаты. Хотя за чем дело стало? Давай поцелуемся.

— Что ты задумала?

— Сейчас узнаешь.

— Не подходи, — приказал Виктор, но вампирша уже двинулась к нему.

Ветер сразу же усилился. Скромный пучок на ее затылке, державшийся благодаря героическим усилиям двух-трех шпилек, растрепался окончательно. И темные пряди начали стремительно белеть, как будто Берта шла против метели и хлопья снега оседали на ее волосах.

— Что происходит? — Эвике дернула Уолтера за рубашку, так что отлетели несколько пуговиц. — Господи, что с ней происходит?!

Но волосы Берты не поседели, всего лишь сделались белокурыми и закрутились в мягкие, ниспадающие кудри. Ветер стих так же внезапно, как и начался, потому что Виктор опустил руки и пошатнулся. Казалось, считанные секунды отделяют его от обморока.

А метаморфозы все продолжались. Черты ее лица тоже изменялись, словно она была статуей, которую слепил неведомый скульптор, но под конец работы ему пришла в голову идея получше и он начал торопливо мять застывающую глину. Острые скулы втянулись, зато щеки сделались округлыми, с нежным румянцем. На них проступили ямочки, будто кто-то два раза потрогал мизинцем сдобное тесто. Берта зажмурилась, а когда открыла глаза, их карий цвет полинял до небесно-голубого. Смягчились контуры узких, резко-очерченных губ, нос тоже уменьшился — ей даже захотелось, чтобы он остался таким насовсем. Тем временем волосы свились в высокую прическу и держались так сами собой, без шпилек, а под коричневым платьем, отлетавшем лоскут за лоскутом, оказалось другое, из синего атласа, с фижмами и глубоким декольте. Над ним неестественно и, как Берта успела подумать, неприлично высоко вздымалась напудренная грудь, украшенная мушкой. На ногах появились шелковые чулки, перехваченные лентой чуть выше колен. На ее маленькие ступни скользнули бархатные туфли, изготовленные в эпоху, когда обувь для правой и левой ноги шили по одним лекалам, а потому очень неудобные. Вокруг шеи обвилась алая лента, увидев которую Виктор сдавленно вскрикнул. Удивленная, Берта просто сдернула ее и провела пальцем по шее, но нащупала лишь безупречно гладкую, шелковистую кожу.

Теперь следовало что-то сказать. Она даже знала, что именно.

— Как… меня… зовут? — прохрипела она, едва управляясь с чужим языком. Во всех смыслах этого слова.

Но Виктор и не думал придираться. Его крик отозвался в самых глухих уголках замка.

— Тебя зовут Женевьева де Морьев!

— Так ты нас всех измучил, чтобы вернуть свою жену? Будь ты трижды проклят! — всколыхнулась Эвике, но Виктор не обращал на нее внимание. Вообще ни на кого. Подлетев к видоизмененной Берте, он упал перед ней на колени и зарылся лицом в ее подол. И заплакал, не стыдясь приспешников, смотревших на него с нарастающим презрением.

— Я так и не поверил, что тебя казнили! — твердил он захлебываясь, давясь словами. — Это потому, что я не видел твое тело… знаешь, я пошел потом на кладбище, куда всех свозили… и я… и я… но тебя я там не нашел! Отныне все будет иначе! Я создам для тебя новый мир! Если им правильно пользоваться, то заранее знаешь, каким будет результат! И тогда тебе не придется погибать, потому что ты все-все сделала правильно, просто так получилось… но в моем мире нет места случайностям… Это ведь ты, Женевьева? Скажи что-нибудь.

Содрогаясь от омерзения, она протянула руку, чтобы оторвать скрюченные пальцы, вцепившиеся в ее юбку, но вместо этого ее ладонь нежно погладила Виктора по щеке. По ней тут же заструились его слезы, обжигающе-холодные. Тело уже не принадлежало ей, сама она занимала лишь уголок в голове, будто бедная родственница в чердачной каморке. Пора нанести решающий удар, прежде чем ее и вовсе вышвырнут на улицу. Но одного она так и не могла понять.

"После всего, что он сделал?" — мысленно воззвала она к той, чье сознание просачивалось в ее тело.

"Да"- прошелестел ответ.

"Я бы так не смогла."

"Смогла," — отозвалось эхо.

Берта задумалась.

И приняла решение.

— Поцелуй меня, — отчеканила она и Виктор, вскочив с колен, припал к ее губам, как паломник к священной реликвии. Обнявшись, они простояли так несколько секунд, пока их силуэты не замигали, то появляясь, то исчезая. Реальность пыталась проморгаться, чтобы окончательно понять, сняться ли они ей или действительно существуют. Выбор был сделан в пользу первого варианта. В следующий миг оба растворились в воздухе.

— Где мы? Что это такое… что это такое вокруг?! ГДЕ МЫ?!

— Успокойся, Виктор. Это начало новой главы.

— Берта? ПОЧЕМУ Я ТЕБЯ НЕ ВИЖУ? И СЕБЯ ТОЖЕ!!! ЧТО ТЫ НАТВОРИЛА?!

— Говорю же, ты здесь.

— Да где, черт побери?!

— В этом тексте. В этих словах.

— Я стал… текстом? И что же, меня кто-то может читать? Прямо сейчас?

— Такую возможность я тоже не исключаю.

— Хахаха, я кажется понял!! Ты обезумела и втянула меня в свой бред! Немедленно объясни, что произошло!

— С удовольствием. Как ты помнишь, Сила у нас одна на двоих, но чтобы окончательно заполучить ее в свои руки, ты должен был меня поцеловать. В сказках именно поцелуй служит, как сказал бы мой брат, катализатором чуда. Я шла как овечка на заклание, позвякивая колокольчиком, пока ты не ударил мою любимую, ПОДЛЕЦ ТЫ ЭТАКИЙ!!!… В общем, я переменила решение. И ты это понял. Совладать с тобой я бы все равно не сумела, поэтому пришлось пойти на хитрость. Я приняла облик твоей жены, чтобы добиться от тебя поцелуя, а когда я высосу из тебя всю Силу, растоптать тебя. Но я опять передумала — ох уж эта моя женская непоследовательность — и решила дать тебе еще один шанс. Попробуй переписать свою жизнь. В данный момент мы пишем пролог, за ним последует само повествование. Ты в книге, Виктор. В каком-то роде, это тоже бессмертие.

— Ты возвращаешь меня назад? Я буду жить заново? И все будет… опять? Не желаю! Ты решила меня помиловать? Зря. Я бы тебя не пожалел. Ни тебя, ни твоих родных.

— Знаю.

— И все равно? Ты не смеешь!!!!

— От твои восклицательных знаков у меня уже голова болит.

— Врешь.

— Ладно, вру, бумага все стерпит. Но не в твоем положении мне указывать. После всего, что ты натворил…

— И что же я такое натворил? Я хотел создать мир, в котором нет места неопределенности, и если делать все по правилам, результат гарантирован. Мир, где все расписано по мотивам.