Александр Матюхин - Миллион лун

Юлик запустила ложку в мороженое и стала есть, заинтересованно поглядывая на болтающего. Складывалось впечатление, что Карл Давидович говорил всегда. Рот его не закрывался ни на секунду. Витя и Сева, наоборот же, молчали, и неторопливо потягивали пиво.

Я же подцепил вилкой таинственную белую массу и отправил ее в рот. Масса действительно оказалась удивительно похожа на салат оливье, только немного другие ингредиенты придавали вкусу странные качества. Чуть пощипывало язык.

В этот момент Карл Давидович вдруг вскинул руку и громко произнес:

— Пива моим новым друзьям! Четыре бутылки!

После чего отхлебнул пива из своего бокала, шумно выдохнул и обратился ко мне:

— А вы на Земле давно были?

— Вчера.

— И как там?

— Жарко, — сказал я.

— А мы зимой улетели. Все трое, — сказал Карл Давидович, — ввиду некоторых обстоятельств, мы вынуждены были временно покинуть Землю и переждать один щекотливый период.

— А то бы нам несдобровать, — сказал вдруг Витя.

— Долги, рэкет, платных туалетов все больше, — неопределенно махнул рукой Карл Давидович, — тяжело частному предпринимателю в наше время.

— А как же вы сюда попали? — спросила Юлик, хитро переводя взгляд с одного на другого.

— Через знакомых, — сказал Карл Давидович, — есть у нас один знакомый пришелец, он живет на планете Краблсс, тут недалеко. У меня как раз завалялся его номер телефона, ну я и позвонил, мол, можно ли куда податься? Вселенная-то большая. Ну, а он сказал, мол, можно. И вот мы здесь. Уже полгода как. Но не в этом суть.

— Согласен, — подтвердил Витя, — давай вернемся к нашему спору. А то пиво кончается, а спор стоит на месте.

— Пива можно еще заказать, — парировал Карл Давидович. — Сейчас принесут нашим друзьям четыре бутылки, а мы закажем еще. И еще принесут.

— Возможно. Но Сева выпьет больше, чем ему положено, и уснет. И тогда спор закончится ничем.

Все дружно посмотрели на Севу. Худолицый, от столь резкого внимания к своей персоне побледнел, взял в руки трехцветную шапку и принялся старательно ее мять.

— А ч-что я? — робко произнес он, заикаясь то ли от волнения, то ли от природы, — я н-ничего. Я свою норму знаю. Еще три бокала — и все.

— На третьем вырубится, — доверительно сообщил Карл Давидович нам, — точно вам говорю. Следите, чтобы не начал пить третий бокал. А то носом об стол и снова синяк.

— В п-прошлый раз случ-чайно вышло! — возразил Сева, но получилось это у него не слишком убедительно.

Карл Давидович внимательно и укоризненно посмотрел на Севу, затем поправил свои маленькие очки и повернулся к нам.

— Суть спора такова. — Сказал он, — сидели мы в этом уютном ресторане и пили пиво. Общались, так сказать, по душам. И тут разговор наш плавно перешел в какие-то абстрактные области…

— Проще говоря, мы заговорили о строении мира, — вставил Витя.

Прерванный Карл Давидович смерил друга укоризненным взглядом.

— Да, — сухо сказал он, — именно о строении мира. Спор зашел о том, как строится Вселенная.

— Я считаю, что Вселенная — это огромный океан, поверхность которого усыпана миллиардами галактик, — сказал Витя, — огромное полотно безвоздушного пространства. У него есть ширина, длинна и глубина. И везде галактики. Расстилается это полотно на много миллионов, а то и миллиардов километров. Кое-где полотно съеживается — отсюда возникают искривления Вселенной. Кое-где оно разглажено и чисто — там, наоборот, время несется с невероятной быстротой. И Вселенная со всех сторон имеет края, надо только до них добраться.

Карл Давидович слушал Витю, презрительно нахмурив пушистую бровь и попивая пиво. Когда Витя закончил, его оппонент старательно облизал кончики пальцев и сказал:

— Теперь можно высказаться мне? Спасибо. Так вот. Моя теория такова. Вселенная — это пирамида. На макушке пирамиды стоит галактика-родоначальник. С самой огромной звездой и с самыми огромными планетами. Орбита этих планет столь велика, что им требуется миллиарды лет, чтобы сделать оборот вокруг солнца. Чуть ниже следуют две галактики поменьше, они держат своим весом ту, самую верхнюю. Затем три еще меньше, затем четыре галактики еще и еще. У самого основания их настолько много, что пирамида получается нескончаемо длинной. Мы с вами просто не сможем представить пирамиду такого размера. А поскольку наша с вами галактика находится где-то посередине, в центре бесконечного ряда, то, разглядывая космос в телескоп, мы видим и верхние и нижние слои пирамиды, и из-за их чрезмерной отдаленности у нас складывается впечатление, что все это — одна сплошная плоскость. На самом деле это не так. И я говорю три раза «ха» в ответ на гипотезу Вити. Потому что она неверна. Не может быть никакого полотна, когда это пирамида!

В подтверждение своих слов Карл Давидович глухо стукнул кулаком по столу и опустошил бокал. Несколько секунд все за столом молчали. Затем Юлик заинтересованно покосилась на Севу.

— А ты как считаешь?

— Он считает, что Вселенная — это стакан с молоком, а все планеты — это молекулы молока, — ответил за Севу Карл Давидович, — когда стакан ставят в холодильник, то наступает зима. А когда вынимают — тогда лето. Вот так.

— А…

— Севе нельзя много пить, — сказал Витя, — после бокала пива он становится неадекватен и может заснуть. Поэтому сейчас он вам ничего внятного рассказать не сможет.

— Интересная теория, — сказала Юлик, — а кто ставит стакан в холодильник?

Сева наморщил лоб.

— Тот же, кто налил в стакан м-молоко, — пробормотал он.

— Да бросьте вы эту идею! — встрял Карл Давидович, — она умерла, как несостоятельная! Рассудите нас с Витей. Как вы думаете, кто из нас прав?!

Юлик хитро улыбнулась. Ой, не очень мне нравилась эта ее улыбка. Она не предвещала ничего хорошего.

— А если у нас есть своя теория? — спросила она.

Карла Давидовича этот вопрос поставил в легкий тупик. Вытаращив большие глаза, он внимательно рассматривал Юлик. Пальцы крепко сжали бокал. Через пару секунд Карл Давидович спросил:

— Это как?

— Ну, может же у нас с Артемом быть своя теория относительно Вселенной?

Подумав еще несколько секунд, Карл Давидович уверенно покачал головой:

— Не может.

— Почему?

— Тогда это ставит под сомнение правдивость моей теории. А этого я допустить не могу.

— Но с чего же вы взяли, что ваша теория верна?

— Потому что я знаю. И точка. Знание, оно либо есть, либо его нет. Третьего не дано. Вот я знаю, что стоит пирамида, а не полотно. И так оно и есть. И вообще, как вы себе представляете Вселенную в форме полотна? А где это полотно висит? В безвоздушном пространстве? Или, скажите, кто его держит, и на что расстелил? Нету фундаментальности, понимаете! Нет подкрепления правдивости! — Карл Давидович выставил вперед большой пухлый палец и водил им их стороны в сторону, словно подчеркивал каждое сказанное собой слово, — а у пирамиды фундаментальность есть! Это же пирамида. Она стойко держится на галактиках поменьше, от одного ряда к другому. Упирается своей макушкой в бесконечность и стоит на бесконечности же.