Евгений Ясенов - Золотая шпора, или путь Мариуса

Ночью к Мариусу пришел Кот и, светя зелеными глазами, сказал: "Есть новости. Ты должен был узнать от Аса. Но он у нас забы-ывчивый! Помни: шпора помогает, но светила от тебя отворачиваются. Раз шпора помогла — ты нашел лодку, но потерял Малую Луну. Два шпора помогла — ты увидел великана, но потерял Большую Луну. В третий раз от тебя отвернется Тот. Береги-ись! Семь светил еще смотрят на тебя, а две Луны — нет. Пло-охо, очень плохо!" Кот противно ухмылялся и крутил усы. Мариус понял одно: бесплатной помощи от шпоры не дождешься. Каждая ее услуга означает какую-то потерю. Но разве Мариус хоть раз просил ее о помощи? Златокудрый овцепас мысленно взвыл от безнадежности. Он не понял всего того, что хотел сказать ему Кот, но слова черного мерзавца вселили в его душу такую тоску, что хоть вешайся. "За что?" — в который раз зада Мариус мысленный вопрос создателю, очень удивляясь, что ни разу так и не услышал ответа. И, скажем честно, вряд ли у Мариуса имеются шансы когда-либо получить объяснение свыше. Бог вообще не очень любит общаться с теми, кто задает много вопросов. Тот, кто часто жалуется на злую судьбу, никогда не поймет, что же все-таки имеет в виду Всевышний.

В деревеньке под варварским названием Шетрес компания молодых ренов нашла приют, кров, пищу, отдых и все, что может пожелать усталый путник. 25 и 26 июня стали днями закупок. Наученное горьким опытом, друзья запасали долгоиграющую провизию. Копченые окорочка. Насквозь просоленное сало. И крупы, масса круп. Окончив закупки, Уго пересчитал оставшиеся дублоны. Девять? Что ж, не так плохо. Уго был не из тех, кто прохарчится. Рачительный получился бы супруг, да только ренские матери еще не научились рожать жен для субъектов, живущих по законам ветра, дрожащих от ужаса при слове «пеленка» и ежедневно растворяющихся в сумерках, как солнечный свет.

27 июня, в разгар утренней дойки, путники вышли на дорогу к Брюнелю. Но сделать первый шаг оказалось невозможно. Что-то их держало. Уго сразу понял: лес. Лес держит, черт его дери! Они все еще оставались во власти великана. Они обернулись. Громада Каменного Леса надвигалась на них. Синева заполняла сознание. "Ко мне!" — заревел великан. Его услышали все трое. Расмус напрягся. Уго ощутил настоящий, непритворный страх и не мог ничего с этим поделать.

— Шпору! Шпору доставай! — крикнул он Мариусу. Мариус, внешне спокойный, выхватил из-за пазухи золотую шпору. Сверкнув, она послала в сторону леса тонкий, но дерзкий луч. "А-а-а!" — взревел великан. Послышались глухие стоны, несколько минут что-то яростно трещало. Наконец, все стихло. С шумом упали какие-то покровы — и все трое почувствовали, что наконец-то могут вздохнуть спокойно. Великан выпустил добычу. Цепь разорвалась, позволив, наконец, повернуться к лесу спиной. Золотой луч принес свободу, и впереди замаячил совершенно иной мир. Начинался н о в ы й п у т ь.

Здесь была уже совсем другая Ренига. Действие переместилось из Северных провинций в Восточные, на территорию герцогства Таллор, хозяева которого, кстати, издавна недолюбливают род Тилли и очень неохотно идут на контакт с ним. На любой контакт, полицейский — прежде всего. Здесь, в окрестностях Брюнеля, наши герои могли не опасаться стражи, гвардейцев и прочих должностных лиц. Здесь не действовали законы Северных провинций. Здесь Мариус не считался преступником.

Вечером того же 27 июня перед путниками вырос Брюнель — главный город Восточных провинций. Весь в закатных бликах, он, казалось, сошел со страниц ярких книжек доброго сказочника Оле-Оле. По архитектуре он мог считаться прямым родственником всех талинских городов. Находясь в счастливой близости от чудесной страны, давшей миру лучшие образцы градостроительства, Брюнель впитал в себя положительный опыт талинов в этой области. Преклонение перед талинской архитектурой доходило у герцогов Таллоров, отцов города, до крайностей. Например, они специально завозили из-за границы светлый камень паф, чтобы, как они объясняли, в Брюнеле все радовало глаз. И своего добились. Славная мешанина белых, желтых, светло-бирюзовых, розовых, голубых зданий создавала на редкость праздничный эффект. Брюнель казался миражом, волшебным призраком, слишком прекрасным, чтобы быть реальным. Брюнель действовал, как наркотик. Он заставлял мозг работать только на позитив. Последствия носили двойственный характер: с одной стороны, побывавший в Брюнеле вспоминал это время как счастливейшую пору жизни, с другой, очень трудно переключался на обыденность, которая захлестывала, лишь только человек покидал город. Но положительный эффект настолько перевешивал отрицательный, что многие вообще никак не осознавали неприятных последствий от пребывания в Брюнеле, хотя и чувствовали их подсознательно, и порой чувствовали сильно. Так или иначе, но все стремились вернуться в Брюнель, чтобы еще раз испытать пережитое здесь счастье, и почти всегда переживали разочарование, ибо столь огромное счастье, испытанное дважды, неизменно теряет в цене. Девальвируется, как сказал бы умный Уго. Ему-то как раз не грозило разочарование от Брюнеля. Уго, хорошо знакомый с философией позитивистов, умел по капле выжимать удовольствие из своей души — так, чтобы растянуть этот процесс на всю жизнь.

— Что может быть прекраснее его? — с неожиданным пафосом спросил Уго, указывая на утонченный силуэт волшебного города, голубеющего в закате.

Уго знал Брюнель и сразу повел компаньонов туда, куда и требовалось — в гостиницу. Заведение называлось «Нурдер» (по имени древнего ренского бога морей и судоходства) и соседствовало с портовой инфраструктурой. Выбор оказался далеко не лучшим: деловой шум даже ночью ни на минуту не стихал в прилегающих кварталах. Но Уго при выборе гостиницы исходил из каких— то стратегических соображений, которые, как обычно, не объяснял. Спасаясь от шума, Расмус попробовал закрыть окна — но через полчаса в комнате утвердилась такая духота, что пришлось капитулировать и возобновить приток свежего воздуха. Тем паче, что воздух-то как раз был первоклассным, с мятной свежестью, приятно холодящий усталые мышцы. На его пушистых крыльях летел другой старинный бог — Морфео, бог сна. Морфео касался твоего лба — и пленительные видения входили в тебя. Но тут же хрустальные замки вдребезги разбивал зычный мат какого-нибудь бригадира, сверх всякой меры озабоченного погрузкой и выгрузкой.

Однако, жизнь есть жизнь. Морфео — бог всепобеждающий, особенно для тех, кому еще нет тридцати.

Утром, после завтрака, Уго на часок отлучился, а, вернувшись, сообщил:

— Не повезло нам. Розовый парусник и правда принадлежит богачу Хольсту, только торгует этот человек не пшеницей и не апельсинами, а сахаром. Так вот, насчет парусника. Хольсту он уже не принадлежит. Пару недель назад "Веселый вдовец" перешел в другие руки. Теперь его владелец — какой-то неизвестный с Острова Зеленого дракона. До позавчерашнего дня этот "Веселый вдовец" стоял там, в заводи, — Уго махнул рукой непонятно куда. — Позавчера ночью он исчез. Ребята из порта мне рассказали, что видели, как "Веселый вдовец" из заводи выходил. Куда он потом делся, никто не знает.