Евгений Ясенов - Золотая шпора, или путь Мариуса

Базарная площадь нашлась быстро. Здесь, по плану Уго, экспедиция должна была воссоединиться. Уго не сомневался, что базарная-то площадь в Даре есть, как в любом городе. В полдень каждого из пяти последующих после расставания дней участникам экспедиции, достигшим Дары, следовало искать спутников именно у базарной площади. Мариус посмотрел на солнце, которое уже основательно завалилось за зенит, и решил бросить якорь в этой гавани. После недолгих размышлений он остановился в гостинице, окна которой выходили на площадь.

На следующий день, ровно в полдень, на площади появился Расмус. Он торчал у стены дома как раз напротив окна Мариуса и плевать хотел на конспирацию, дерзко возвышаясь над коловращением жизни. Мариус вышел на площадь. Расмус, издали увидев красную курточку друга, просветлел лицом. Мариус кивнул на гостиницу и скрылся за ее дверьми. Расмус понял правильно. Дверь хлопнула, лестница заскрипела, сапоги затопали — и вот уже два овцепаса сжимают друг друга в объятиях. Слезы радости, готовые хлынуть из глаз Мариуса, были остановлены удушливым запахом пота, который, как обычно, исходил от Расмуса.

Разлука пошла на пользу обоим. Муж, которому до чертиков надоела любимая жена, два дня спустя после отъезда из дома замечает, что ему не хватает ее глухого ворчания и постоянных придирок. Долгий путь, полный нервных испытаний, подверг отношения Мариуса и Расмуса серьезному тесту. Они стали раздражать друг друга. Мариусу хотелось, чтобы друг вел себя спокойнее, смиреннее, меньше строптивости, больше терпимости. Расмус хотел от друга больше принципиальности и самостоятельности, меньше легковерия. Претензии обоих скрещивались на Уго. Невозмутимый грамотей оказался самым настоящим камнем преткновения. Друзья понимали: если убрать это звено в их отношениях, дружба вновь станет безоблачной.

Каждому из них требовался некий коммуникативный карантин. Что-то в этом роде они и получили, расставшись у воровской деревни. Молчание очищает мысль. Наедине с собой так просто снять с души накипь и вернуться к истокам. Мариус со стыдом думал, что так и не оценил по достоинству потрясающее бескорыстие Расмуса. А ведь бескорыстие — это чудо природы. Вроде фиолетового муфлона: встречается, но редко. Мариус испытал жгучее сожаление, что втравил друга в смертельно опасное путешествие. Он вдруг поймал себя на мысли, что очень хочет продолжить путь без Расмуса. Он боялся будущего, которое для него выглядело ужасным и беспощадным. Как огнедышащий дракон Барбулис, готовый пожрать любого, кто по неосторожности попал в поле его зрения. Мариус всей кожей ощущал, что опасность будет возрастать по мере продвижения к Пустыне Гномов. Бессовестно подвергать ей Расмуса, который при любом исходе дела ничего не выигрывает.

Но как теперь вывести друга из игры? Вариантов Мариус не видел. Что станет делать друг, если бросить его одного в совершенно чуждой стране? Пропадет, несмотря на все свои достоинства. Или благодаря им. Нет, возможность уберечь друга упущена. И, поскольку ничего в этом мире не происходит случайно, оставалось найти в судьбе Расмуса непостижимый Божий промысел. Который, безусловно, присутствует в любой человеческой судьбе.

Сам же Расмус не относился к грядущим трудностям как к чему-то роковому. Он готовился к тяжелой, изнурительной работе — не более того. Ему казалось, что смертельная опасность грозит как раз Мариусу. Он терзался мыслью: кто поможет другу, оставшемуся одному, в тот момент, когда помощь окажется необходимой? Едва оставшись один, Расмус начал жалеть, что согласился на разделение сил. В голову лезли мысли о том, что Уго намеренно разлучил их с Мариусом и сейчас снимает с этого какие-то свои пенки. Какие? Расмус не мог знать. Неизвестность доводила его до исступления.

Расмус давно уже всерьез беспокоился о друге. Он допускал, что их безумное предприятие может увенчаться успехом и все останутся в живых даже после Пустыни Гномов. Но каким выйдет из этой передряги Мариус? Парень-то меняется буквально на глазах. Порой Расмус уже не узнавал друга. Это угрюмое спокойствие, эти спонтанные вспышки энергии, во время которых друг мог натворить что угодно — все это было так же несвойственно прежнему Мариусу, как слону — умение завязывать галстук. Да, Мариус стал другим. И, вероятно, на этом дело не кончится. Впервые в жизни Расмус поймал себя, сторонника однозначных выводов, на парадоксе: он спасает совсем не того человека, которого спасает.

"Работа дурь гонит", — вспоминал он слова своей мудрой сестры Тильды, и изнурял себя быстрой ходьбой, забывая обо всем. Но стоило ему вновь увидеть Мариуса, пусть целого и невредимого, как душа вновь заныла.

Они рассказали друг другу о проделанной дороге. В приключениях Расмуса возникла всего одна проблема — вырваться за пределы юрисдикции проклятого воровского сельца. По диспозиции Уго, Расмус направлялся на юг. Для этого требовалось пересечь тракт, ведущий к Даре. Как и предполагал Уго, эту дорогу селяне перекрыли в первую очередь, курсируя по ней в нескольких конных дозорах, с факелами, при ружьях. Местность вокруг лежала совершенно открытая. Хорошо еще, хоть ночь стояла относительно темная. Понимая, что залеживаться на одном месте нельзя, Расмус притаился в кустах. До дороги было лиг триста. В темноте замерцали огни очередного патруля. Пропустив его мимо себя, Расмус ползком, но очень быстро преодолел триста лиг. Тут он услышал отдаленные голоса, шаги. Подняв голову, он увидел приближающиеся огоньки и вжался в землю у самой дороги. Подошли человек пять, переговариваясь на своем лающем наречии. Постояли, покурили. Расмус, всегда отличавшийся смелостью, испытал на сей раз очень неприятные минуты, пока дозор не убрался восвояси. Отирая пот со лба, он вскочил, одним махом пересек дорогу, — и припустил по полям, держа курс на Глинт. Пять минут бега он счел достаточным сроком для спасения — и перешел на шаг, на свой широкий, четкий шаг. Вскоре до него донесся плеск води, а чуть погодя в скудном лунном блеске он увидел великую реку. На выходя к ней, Расмус пошел параллельно берегу. Не останавливался всю ночь и весь следующий день часов до трех. Лишь когда почувствовал, что падает от усталости, нашел подходящий лесок и улегся спать. На рассвете его разбудили муравьи. Весь искусанный крошечными тварями, Расмус полчаса яростно чесался, разодрал в кровь обе лодыжки, а потом сориентировался и прикинул, что на юг он забрался основательно. Значит, обманный маневр можно считать законченным, и самое время сворачивать в генеральном направлении — на восток. Какие-то хмурые попутчики вывели его к дороге на Дару. А там у него состоялось приятное и полезное знакомство. Его подобрал и довез транзитом некий весельчак с крытой повозкой. К изумлению Расмуса, этот человек сразу же заговорил на родном языке. Оказывается, нет ничего легче, чем идентифицировать рена на пустынной дороге в Союзе Свободных Общин. В здешних краях рен насторожен, ибо понимает, что здесь ему никто не вручит букет цветов, и ковровую дорожку к его приходу тоже вряд ли расстелят. Но в то же время, как представитель самой могучей державы мира, он пытается держать голову гордо. Получается противоестественный симбиоз льва и кролика, другими словами — рен в Союзе Свободных Общин.