Андрей Черноморченко - Интерферотрон Густава Эшера

Соорудив на своей базе в Порт-Стэнли несколько десятков полевых биофабрик, экологи в считанные часы смогли отмобилизовать шесть морских пехотных батальонов смерти. Отличавшийся нечеловеческой жестокостью командующий экологов, доктор биологических наук, лауреат Нобелевской премии мира вице-адмирал З. Кронненберг, распорядился о непременном уничтожении в ходе предстоящих боевых действий всех людей, включая пленных, и отпуске на волю после воспитательной работы животных, не оказывающих сопротивления. Утро 15 ноября выдалось крайне неблагоприятным для морских операций с точки зрения погодных условий. Шторм достигал семи баллов, а частые в этом районе поздней осенью ураганные порывы ветра разметали парусный флот экологов. Семимачтовый флагманский корабль «Июньский цветок», не в силах противостоять ударам волн, был отнесен к мысу Горн, где налетел на скалы и затонул, унеся на дно весь штаб во главе с адмиралом 3. Кронненбергом. Остатки бригады были вынуждены рубить мачты на кораблях и покорно ждать своей участи. Из 35 кораблей и судов, вышедших из Порт-Стэнли, к вечеру 17 ноября на плаву оставалось лишь семь. Таким образом, десантная операция, которая должна была, по замыслу командования экологов, переломить ход боевых действий в Антарктике, оказалась проваленной. Инициатива на ближайшие три недели перешла к союзным генетическим войскам».

Густав предпочитал старинную историческую литературу всей остальной, хотя подозревал, что заказываемые тома не совсем соответствуют оригиналам. Та же «История» Хогарта периодически имела то 600, то 580, а иногда и 535 страниц. Густав определенно помнил, что вчерашний Хогарт, в отличие от нынешнего, симпатизировал экологам, на той же странице описывая триумфальную высадку десанта и бесславное поражение генетиков, для которых Антарктида стала братской могилой. Впрочем, удивляться не приходилось: люпусы всегда рассматривали книгосинтез как третьестепенное занятие, уделяя ему минимум ресурсов.

Густав особо не возмущался по этому поводу. Он вполне понимал случайный характер всякой информации, у истоков которой, как правило, находятся личности со скромными интеллектуальными и сомнительными нравственными достоинствами, например, тот же самый У. Хогарт, на обложке книги преподнесенный как «крупнейший специалист в области военной истории, общепризнанный эксперт по военным действиям корпуса боевых осьминогов на Атлантике». Зная немного нравы научного мира, Густав был уверен: Хогарт просто монополизировал тему, трудами невидимых ассистентов потихоньку соорудив себе маленький литературный мавзолей. Хотя кого, по большому счету, волновали теперь на Земле события, происходившие сто либо двести лет назад, или же количество трупов, наваленных каким-нибудь мелким полузабытым военачальником. Ведь известно: если ты чего-нибудь не знаешь, то этого с таким же успехом не происходило, а если ты что-либо узнал, то это — наверняка обман. Листая книгу, Густав подумал, что он, вероятно, — один из последних людей на этой планете, интересующихся историей.

Элементы случайности были в свое время для Густава, физика-онтолога с ученой степенью «магистра фанданго», объектом профессиональных исследований. Ему принадлежала разработка теории события как основополагающего элемента мироздания, а придуманное им устройство визуальной реконструкции прошлого на базе замера интерферирующих событийных волн некоторое время — еще до массовой миграции — успешно применялось полицией. «Интерферотрон Густава Эшера» — так назывался небольшой прибор, позволявший при помощи нескольких датчиков, паривших над местом преступления, получать сносного качества движущуюся картинку происшедшего. Полицейские чины поначалу с подозрением отнеслись к устройству, однако все сомнения рассеялись после краткой демонстрации в кабинете начальства: Густав запустил по периметру комнаты датчики, и перед восторженными зрителями развернулась трехдневной давности картина неистового соития во время ночного дежурства двух полицейских сержантов. Изобретение дорого стоило Густаву Эшеру: хотя данные интерферотрона не могли привлекаться в качестве улики ввиду экспериментального характера прибора, детективы пользовались им негласно во время расследований, и один маньяк, отпущенный на каникулы из тюрьмы, где отбывал пожизненный срок за пятнадцать садистских убийств, отомстил внештатному консультанту, подкравшись к нему на улице и лягнув в промежность клинком, торчавшим из каблука. Густав провалялся дома три месяца: так как медицина давным-давно перешла в разряд забытых ремесел, друзья из полиции замазали ему промежность липким составом в надежде, что со временем заживет. И действительно зажило, хотя Эшер остался с тем, что, за неимением лучшего определения, обозначил для себя как травматический простатит (это было на самом деле касательное повреждение модуля предстательной железы). С тех пор сексуальный потенциал Густава, без того полузатухший, стремительно сошел на нет; затем потянулись другие недомогания, и ему пришлось написать прошение об отставке с должности консультанта кафедры каузативных исследований при университете Аконкагуа, хотя эта работа имела более чем вольный характер, не требуя даже постоянного присутствия.

Проблемы его здоровья уже никого не волновали, так как почти все земляне, включая научный мир, полицию с преступниками, переместились на ближайшие планеты, — после непрерывных войн между генетиками и экологами льды на полюсах растаяли; Африка, расколовшись, ушла на дно; уровень мирового океана поднялся на три мили, и для обитания остались лишь небольшие высокогорные участки. Еще лет за сто двадцать до этого террористические ячейки экологов «Гринпистол» взорвали все энергетические станции и залили углеводородными блокираторами наиболее крупные нефтяные скважины, из-за чего обширные пространства Европы, Северной Америки и Ближнего Востока превратились в безжизненные пустыни. Единственным обитаемым районом оказались Анды; остатки цивилизации, по слухам, еще наблюдались кое-где в Гималаях. После увольнения Густав забросил интерферотрон в подвал, хотя и собирался до этого расширить резервы памяти, что позволило бы заглядывать в более далекое, на несколько тысяч лет, прошлое.

Участок Анд, где обитал Эшер, после всемирного затопления представлял собой достаточно узкую, обрывистую цепь высотой до полутора миль, с изрезанным заливами и лагунами побережьем. Неподалеку дымился вулкан Майпо, изредка налетали тайфуны, но население жило относительно счастливо уже потому, что войны закончились, а новых вроде бы не предвиделось. Хотя по обе стороны горного хребта существовало еще несколько колоний, добраться к ним можно было только пешком или на велосипеде (остальные средства передвижения, если где и сохранились, то чаще всего не действовали), петляя по узким тропам и преодолевая крутые перевалы с риском свернуть себе шею. Желающих тратить силы ради столь сомнительного удовольствия не было. Максимум, на который изредка оказывались способны, оторвавшись от зрелищ, жители Кантабиле, — это перемещение в радиусе трех-четырех ближних домов, поход на пляж, обмен парой незначащих фраз с соседями или экскурсия в стоявший на отшибе большой особняк, где от переехавшего на Марс хозяина осталась коллекция старинных безделушек. Густав регулярно заглядывал в это подобие музея, беседуя с поселившимся там бывшим историком Стивом Макналти на всевозможные, в основном научные, темы.