Андрей Черноморченко - Интерферотрон Густава Эшера

— Вот кому надо завидовать — наш самый здоровый больной! — Доктор радостно ткнул пальцем в Гонзу. — Если не считать кретинизма, геморрагического васкулита, гайморита, вазомоторного ринита, прогрессирующей полидистрофии мозга и десятка прочих мелочей. Но у него шансов протянуть больше, чем у вас всех, вместе взятых. Как ваше драгоценное здоровье, господин полковник? — учтиво обратился Доктор к Зумпелю.

— А он больше не полковник, — мрачно заметил Новак.

— Как? Что произошло? — поднял остатки бровей вверх Доктор.

— Ничего особенного. Зумпель сложил полномочия. Ушел в отставку. Отрекся, — объяснил Шейдт.

— Это правда? — Доктор повернулся к Дитриху. Тот развел руками.

— И кто же теперь главный? — заволновался Доктор. — Чьи медицинские тайны я нечаянно выдал? Прошу меня заранее простить, я это сделал по незнанию.

— У нас больше нет главных, — сказал Шейдт. — Старые порядки отменяются. Доктор задумчиво покачал головой, вздохнул и с сожалением произнес:

— К несчастью, недавно прошедшая у господина Зумпеля операция не позволяет мне указать на какие-либо интересные моменты в состоянии его здоровья, за исключением последствий гангрены Фурнье. Но будем надеяться, что имплантированные модули — если не все, то хотя бы часть — в самом скором времени придут в негодность. А сейчас прошу простить, — меня, кажется, зовут.

Из дальнего конца коридора действительно послышался вой загадочного урода. Доктор поклонился и скрылся за дверью, оставив компанию в состоянии легкого шока. Первым пришел в себя Эйндакоумма, схвативший отставного полковника за плечо, и, глядя ему прямо в глаза, спросивший:

— Зумпель, ты как себя чувствуешь?

— Вроде ничего. А в чем дело? — забеспокоился Дитрих.

— Что-то не понравились мне слова Доктора о негодности вставленных модулей, — мрачно сказал Эйндакоумма. — Что толку лазить по горам, если все равно скоро копыта отбросишь?

Все взялись пристально изучать Зумпеля, пытаясь разглядеть признаки близкой кончины. Тот засмущался:

— Чувствую я себя хорошо, гораздо лучше, чем до трансплантации. Вот видите, — он пошевелил пальчиками в воздухе, — как они выросли. Такого ведь раньше не было.

Шейдт в сомнении потер подбородок:

— Ну притащим мы живцов, а от Доктора одна зеленая пыль осталась. Что тогда? У него такой вид, будто через пять минут развалится.

— Может, все-таки рискнем? Что нам терять? — возразил Новак. — Предположим, не пойдем мы в поход, а Доктор возьми да проживи еще один месяц. Будем себе до конца дней локти кусать, что упустили такую возможность. Не думаю, что живцы станут там сидеть и дожидаться, пока мы к ним спустимся.

— Какие еще будут мнения? — обвел компанию взглядом Кольдеро. — Может, проголосуем?

— Голосовать незачем, — решительно сказал Эйндакоумма. — Кто хочет — тот идет. Тому и модули достанутся, если Доктор будет жив. В общем, вы как знаете, а я пошел. Кто со мной?

Все единодушно решили отправляться в экспедицию, даже Зумпель.

— Следующая очередь дежурить на гравитоплане — твоя. Остаешься здесь. Понял? — Эйндакоумма поднес к носу Дитриха указательный палец, и Зумпель быстро со всем согласился.

Оставив экс-полковника, компания спустилась по лестнице во двор. Взглянув на Гонзу, Кольдеро воскликнул:

— Постойте, а палки-то не взяли!

— Бриттен, руки в ноги — за оборудованием! — скомандовал Шейдт.

Иозеф помчался в подвал. Принеся палки, он попытался вручить их Гонзе, но был остановлен окликом Эйндакоуммы:

— Ишь ты, какой прыткий! Сам понесешь! И присматривай за Гонзой, чтоб не отставал!

Бриттен покорно взвалил себе груз на плечи и замкнул колонну, пристроившись в затылок Гонзе. Во главе процессии, на месте, которое раньше обычно занимал Иозеф, теперь шествовал Эйндакоумма. Все шли налегке, за исключением Мысливечека и Бриттена. Гонза был почти счастлив: хотя его опять куда-то тащили, шею на этот раз не натирали тяжелые палки. В предрассветной темноте никому разговаривать не хотелось; молчание нарушало только покашливание фон Бингена и пыхтение Бриттена.

Пейзаж Кулагангри не отличался живописностью, представляя собой выжженную бесплодную землю и темные неприветливые скалы. Через эту местность прокатились все войны последних лет, уничтожившие растительность, а немногочисленных животных истребили давно, в качестве защитной меры от происков генетиков. Здесь не прижились даже миноморы, поэтому по окрестностям можно было без опасности бродить и ночами. Это существенно облегчало проведение экспедиций: живцов, поутру едва успевших вылезти из постелей, гораздо легче застать врасплох.

Колонна шла, ориентируясь на бортовые огни гравитоплана, светившиеся вверху из расщелины. Это была точка привала, куда экспедиции обычно добирались менее чем за час. Еще полчаса предстояло провести, спускаясь вниз, к безымянной деревушке, где в свое время было отловлено несколько землян и географию которой селениты хорошо знали: Бриттен несколько раз проводил здесь учения.

Подъем дался всем, кроме Гонзы, очень тяжело, пришлось даже делать две внеплановых остановки. Хотя, несмотря на предсказания Доктора, никто не умер, Иозефу пришлось долго отлеживаться на полу гравитоплана, чтобы прийти в себя. Шейдт тоже выглядел не лучшим образом, а фон Бинген, отойдя за камень, выхаркал значительную порцию своего легкого. Эйндакоумма, заглянув в кабину пилота, поприветствовал дежурного, в несколько слоев укутанного всевозможными теплыми вещами (ночью в горах наблюдались заморозки), и спросил его, как ведут себя живцы.

— Спокойно, — Грубера, несмотря на обмотку, била мелкая дрожь. — Как прилетели, сразу разошлись по домам и залегли спать.

— Дай-ка, я гляну, — Эйндакоумма приник к табло, показавшему ему шесть точек, которые были разбросаны по разным домам. Он понял, что в глазах двоится, и решил позвать кого-нибудь в подмогу. Единственным, кто еще, кроме Мысливечека, стоял на ногах, оказался Новак.

— Хорошенько запомни дома, где они разместились, — попросил его Эйндакоумма перед тем, как выбежать из кабины. Его сильно тошнило. Новак долго изучал индикатор, шевеля губами, потом утвердительно что-то промычал и вышел из гравитоплана.

Немного отлежавшись, экспедиция приступила к спуску: напряженность пси-поля в расщелине была настолько низкая, а холод настолько пронизывающим, что задерживаться здесь не имело смысла. Дежурный в гравитоплане не мог даже заказать себе чай или кофе: холовизионный блок не срабатывал то ли из-за повреждения, то ли из-за слабости поля. Выйдя к трапу Грубер проводил глазами удалявшуюся в темноту колонну и изумился тому что Бриттен шел в самом конце. Долго удивляться, впрочем, у него не получилось, — необоримый зов диареи вынудил его стремительно бежать за камень, где незадолго до этого оставил фрагменты своей плевры фон Бинген.