Татьяна Устименко - Богами не рождаются

– И меня! – всхлипнула Кристина, пытаясь заткнуть пальчиками свои аккуратные розовые ушки.

– Очень больно,– пожаловался Антонио, накрывая голову раскрытым томом Писания.

Я тоже ощутила что-то неприятное, ошибочно принятое моими друзьями за болезненные укусы насекомых. Но на нас напали вовсе не комары, а еле слышимый звенящий свист, который упорно лез в уши, раздражая и вызывая мучительный зуд под черепной коробкой.

– Назад, все бегом назад! – потребовала я.– Нас же не зря предупредили о Свистящих демонах!

Не разбирая дороги, мы бросились обратно и бежали до тех пор, пока не исчез тонкий посвист, доставивший нам столько неприятностей.

– Дай книгу.– Я отобрала у послушника растрепанное Писание.– Ждите здесь, я пойду проверю, что там такое.

По расстроенным лицам друзей я поняла, как не хотят они отпускать меня одну в пасть к зловредным демонам, как страшатся за меня, но идти вместе со мной не решаются, ибо мучительные ощущения, вызванные свистом, оказались поистине нестерпимыми.

Я вернулась к переломной точке пути и упрямо побрела вперед, прикрывшись силовым щитом. А неприятный звук все нарастал, словно огромная эолова арфа вибрировала в моей раскалывающейся голове, иссушая мозг, вытягивая оголенные нервы и вырывая выпученные от боли глаза. Какой там крик ламии – теперь он мнился мне всего лишь детской игрушкой на фоне нынешнего какофонического кошмара, заполонившего, захватившего весь мир. Капли крови текли из носа и уголков глаз, а мои барабанные перепонки лопались раз за разом, заставляя тратить массу сил и энергии на их восстановление. Мутная пелена почти застлала взор. Но когда я наконец поняла, что уже не в состоянии сделать еще хотя бы один шаг, что сейчас упаду замертво,– передо мной предстали огромные нагромождения грубо обтесанных полусгнивших бревен, преграждающих дальнейшую дорогу. Я вступила в урочище Свистящих демонов…

Мне казалось, стволы деревьев возвышаются до самого неба, образуя ужасную лестницу, ведущую на эшафот. Уровень свиста достиг апогея. Я шагнула на крохотную, свободную от веток и снега площадку прямо перед завалом и внезапно очутилась в абсолютной тишине. На этом участке даже сам воздух ощущался чем-то непривычно плотным, почти зримо ограничивающим особую «мертвую зону», в которую не проникали медленно убивающие меня звуки. Эксперимент показал – сия зона простирается ровно на два шага влево и два вправо, очерчивая территорию покоя и отдыха. Созданную, я в этом не сомневалась, специально для того, чтобы предоставить мне возможность перевести дух и собраться с мыслями. Но стоило только покинуть защищенный участок, как невыносимый свист с удвоенной силой вновь принимался ввинчиваться в мозг и уши.

«Ну, знаете ли, уважаемый директор,– я опустилась на колени, раскрыв перед собой разбухший от снега том священного Писания,– такой изощренной подлянки я не ожидала даже от вас. Признаюсь честно, ваша изобретательность намного превысила границы моей фантазии!»

Почти убаюканная сладкой тишиной «мертвой зоны», я полусонно рассматривала нагромождения побуревших от старости бревен, лениво ворочая вялые мысли. Вытащила из кармана полупрозрачную пластинку карты, повертела ее так и сяк, пытаясь расшифровать запутанные пересечения всевозможных линий и букв, щедро испещряющие поверхность кусочка КМ. Вроде бы совсем недавно именно этим и занимались Айм с Реем, но, может, не зря шаман настаивал на том, что только я способна понять всю глубину тайного замысла Захарии Финдла? Чего же такого невообразимого в очередной раз навыдумывал наш сумасшедший директор?

За все сумбурное время, истекшее с тех пор, как карта впервые попала в мои загребущие ручки, я, наверное, впервые получила возможность рассмотреть раритет обстоятельно, спокойно и неторопливо. Карта представляла собой полупрозрачную пластинку величиной с мою ладонь. Качественный металлокевлар – не гнется, не ломается. Темные линии на нем как будто проложены в толще самого материала, и не поймешь – выжжены они или нарисованы. Ну да бог с ними, с гениальными технологиями Захарии, и так я с оным его «ноу-хау» уже достаточно горя хлебнула. Меня интересовал не процесс изготовления раритета, а смысл нанесенных на нее изображений. Они состояли из трех волнистых линий в самом низу пластины, окружающих крест и маленький тонкий прямоугольник, которые я решила, за неимением лучшей версии, считать троицей роботов ОХ, свистком и рукоятью от кинжала. Далее следовала буйная россыпь хаотически перекрещивающихся палочек, смахивающих на красующийся впереди бурелом. А вот в центре этого бурелома директор зачем-то поместил небольшой круг… Я нахмурилась. Я твердо убеждена – неразрешимые загадки встречаются только в детских сказках, значит, уместно предположить: именно внутри завала некогда, очень давно, был спрятан какой-то прибор, и являющийся источником свиста. А следовательно, для того, чтобы пройти дальше, прибор требуется выключить, сломать или деактивировать… Я вцепилась в сборник сомнительных премудростей, то есть в том священного Писания, и принялась лихорадочно листать обтрепанные страницы, пытаясь отыскать разгадку.

Одно из четверостиший гласило:

Хотелось бы мне знать – кого или что я должна согреть? Карту? Я обхватила руками пластинку, действительно замораживающую пальцы сильнее ледяной глыбы. Костяшки пальцев побелели… Брр, так и хочется выбросить неприятную вещицу, но я настойчиво согревала ее своим теплом, подпитывая энергией из браслетов. Может статься, так получилось случайно, а может – мне просто повезло в очередной раз, но подушечка большого пальца моей правой руки попала именно на круг в буреломе, и через пару минут карта ответила тактичным уколом. Я удивленно отвела руку… Круг радужно переливался, по нему плыли сочетания каких-то букв… Я подняла пластинку к свету и прочитала фразу: «Дать жизнь иным началам».

Что за абракадабра? Хотя… Я усмехнулась. Действительно, подобный ребус могла разгадать только одна я! Однако память у нашего директора просто изумительная. Вспомнил-таки Захария одну старую историю, а дело обстояло так…

Произошло это на нашем выпускном вечере, а вернее – на его официальной, торжественной части, предшествовавшей вручению дипломов, штурманских значков и дальнейшему обильному фуршету с танцами. Моему экипажу, к тому моменту полностью сформированному и утвержденному, доверили листок с гимном Школы, лишь накануне написанным каким-то очень известным поэтом-композитором, с грозным напутствием – упаси нас бог потерять сей бесценный текст, имеющийся в единственном экземпляре. И конечно же гимн полагалось немедленно разучить, а затем – блестяще исполнить перед штатом руководства и личного состава младших курсов. Мы торжественно пообещали не ударить в грязь песней, после чего посетили столовую, где запаслись внушительным ассортиментом аппетитных сэндвичей, щедро сдобренных майонезом, кетчупом и горчицей, и отбыли на любимую ромашковую полянку упражняться в групповом вокале. Как выяснилось чуть позднее, песней мы действительно ударили, но отнюдь не в грязь…