Антон Хохлов - Совсем не герой

Я кивнул, соглашаясь, и начал во все глаза разглядывать окружающих, из которых действительно не все были потомками Дракулы. Вон сидит в углу нечто маленькое и мохнатое. Злобно зыркает по сторонам явно уже подвыпивший оборотень. Тихо шепчет что-то на ухо симпатичной вампирше коренастый и широкоплечий мужик с огромными нетопырячьими крыльями за спиной. С похабной улыбкой осматривает зал типичный черт – с рогами, хвостом, копытами и свиным пятачком заместо носа... И посреди всего этого великолепия сижу я – Белый Оборотень, герой-самоучка... Идиот, одним словом! Куда я попал?! Нет, куда я полез?!! Сам, лично... Ужас! Что я, собственно, хотел? На нечисть полюбоваться? Угу, уже полюбовался – пора бы и по домам.

Однако «по домам» я так и не успел, так как на сцену (круглый высокий помост в середине зала) вылез под вялые аплодисменты престарелый вампир в темно-зеленом костюме и начал стандартную приветственную речь. Дескать, здрасте господа-дамы, рад, что пришли, острых вам клыков и сладкой крови, сейчас выйдут самые-самые знатные, вы уж им похлопайте, а потом уж только извольте кушать (вас, господин вервольф, это тоже касается!!!). Выслушали, дождались, похлопали (даже подвыпивший оборотень с уже испачканной в салате мордой). Ну а дальше пошла и вовсе нудятина. Я-то, наивный, предполагал, что тусовки вампиров хоть как-то отличаются от съездов политбюро, а тут... Честное слово, в нашей Госдуме и то веселее! То водичкой кого обольют, то облают как следует и свиньей назовут, а здесь – все тихо, чинно, благородно. Похожие друг на друга невзрачные мужички ровными голосами (даже без интонаций!) рассказывают, кто сколько перекусал, кто с кем повоевал и кто у кого что украл. Единственный, кто немного разряжал обстановку, так это тот самый оборотень. Он то падал мордой в тарелку, то рычал несвязно, а то и кричал что-то про «зажравшихся кровососов», за что на него шикали со всех сторон и даже обещали выгнать. На меня же совершенно не обращали внимания, явно приняв за своего.

Наконец ораторы закруглились и уступили место худому юноше с нервным лицом. Он со второй попытки залез на помост, встал в позу фонарного столба и, прокашлявшись, представился начинающим поэтом, которого отметила своим сиятельным влиянием семья д'Алиэнов. Раздались жиденькие аплодисменты, потонувшие в звоне бокалов (еду нам еще не доставили, но вино – именно вино, я проверял! – принесли). А поэт тем временем прокашлялся еще раз и начал громко декламировать:

Я хотел стать прекрасным и бледным вампиром,

Что и кровь так изящно цедит из бокала.

Я хотел быть хозяином, властвовать миром,

Только жадность моя же меня доконала.

Я поверил в красивые, мрачные сказки

И в кафе сатанистов за грош продал душу.

И с девицей заезжей, что строила глазки,

Чуть шатаясь, ушел. За окном ныла стужа.

А в ближайшем проулке, открыв рот для страсти,

Мне она показала длиннющие зубы.

Захотел я, наивный, сбежать от напасти,

Но сомкнулись на шее лиловые губы.

После было как в старом кино от Хичкока —

Я очнулся, не помня себя, без одежды.

А на шее две дырки – пустяк, не морока,

Я тогда о тепле лишь был полон надежды.

Меня в домик ближайший пустили и дали

Для сугрева портвейна дрянного напиться.

Да и сами хозяева вместе заклали,

Мне подставив румяные, пьяные лица.

Зря. Я помню ужасную радость

И как зубы впивались в их дряблые шеи.

В глотку лилась хмелящая, сладкая гадость,

Для меня два их тела – жуки скарабеи.

Это было не раз. Уж сгнили мои зубы,

И напрасно я когти свои мажу лаком.

Жизнь моя превратилась в свинцовые трубы,

Я хотел быть вампиром, а стал вурдалаком...

На последних словах зал взорвался. Одна половина, где сидел я, дружно поднялась и начала бешено аплодировать. Другая же тоже поднялась, но вместо аплодисментов разразилась свистом и гневными выкриками.

– С огнем играет поэт, – осуждающе покачала головой Офель.

– А что такое? – не понял я.

– Вампиры, вурдалаки, упыри – это не синонимы, – объяснила Офель. – Это названия разных каст. Мы – вампиры – высшая каста. Мы можем довольно долгое время обходиться без свежей крови, а свои жертвы убиваем изящно и безболезненно. Вурдалаки же – настоящие мясники! Вы ведь наверняка видели жертву этого низшего вампира – тело изуродовано, органы выедены, а крови вокруг, как на бойне. Упыри, правда, еще хуже, но они хотя бы не претендуют на «высшесть», а вурдалаки имеют даже своего представителя в Госдуме! Амбиций у них...

– Ясно.

А страсти вокруг разгорались не на шутку. Несколько вурдалаков (только сейчас я заметил, насколько они действительно отличаются от вампиров: низкорослые, широкоплечие, с длинными свисающими руками и лицами, обезображенными язвами и трупными пятнами) начали пробиваться к помосту, угрюмо сверля поэта взглядами, но и с «нашей» стороны им навстречу подались несколько решительных парней во фраках. В воздухе явно запахло дракой.

Однако все обошлось миром. В самый острый момент, когда вампиры и вурдалаки уже почти сошлись стенка на стенку, полыхнуло зеленым, и между группками противников появился... Мордред! Черные, начищенные до блеска доспехи, огромный двуручник в руках и надменное выражение на лице породистого аристократа – сколько лет, сколько зим!

– Служба безопасности, господа, – ровным голосом произнес черный рыцарь, а из-за его плеча выступили двое мрачных мордоворотов в костюмах, но с палицами в руках. – Попрошу вас занять свои места во избежание дальнейших эксцессов.

Кровососы переглянулись, злобно сверкнув глазами, но послушно развернулись и побрели обратно. Похоже, уважают здесь черного рыцаря! А вот, кстати, он и меня заметил – то-то глаза круглые стали, и челюсть отвисла...

– Сэр Антоний! – воскликнул он, подходя к нашему столу. – Вот уж не ждал вас здесь увидеть! Так вы теперь... хм... как бы это помягче выразиться...

– Не утруждайся, – улыбнулся я, поднимаясь навстречу. – Я нечисть, но несколько другого плана. Я – Белый Оборотень...

Пробуждение было безрадостным. Такое ощущение, что меня засунули в бетономешалку, хорошенько там покрутили, а потом выкинули. А голова, наверное, и вовсе побывала под гидравлическим прессом...

– О, сэр Антоний! – раздался рядом хриплый скрипящий голос. – Доброе утро.

– Да пошел ты, – вяло огрызнулся я, с трудом переворачиваясь на бок. – Боже, Мордред! Что же вчера было?

Я валялся на огромной, как аэродром, кровати, одетый, закутанный, словно в кокон, в одеяло. На самом краешке, свесив буйну головушку, сидел рыцарь и печально глядел на меня мутными, косящими в совершенно немыслимых направлениях глазами.