Крэг Гарднер - Другой Синдбад

Теперь я могу признаться, что едва мы только ступили из ворот на булыжную мостовую, был момент, когда эта свобода показалась мне воистину бесценной. Может быть, подумал я, мне следовало бы просто повернуть в другую сторону и поспешно зашагать прочь, как бы торопясь по своим делам, которые, каковы бы они ни были, не имеют абсолютно никакого отношения к мореходам, которых зовут Синдбад, или к джиннам по имени Оззи.

Но мои ноги следовали за остальными.

Возможно, это было потому, что я понимал: от сверхъестественных гигантов с громоподобным смехом не убежишь, и попытайся я удрать, велика вероятность, что вместо этого буду обречен на вечные муки.

Но, может, была и другая причина. Как я уже упоминал, за то короткое время, что мы были знакомы, я полюбил этого благородного, но немного странного человека, носящего мое имя. А может, дело было просто в той кипучей деятельности, что я видел вокруг. Такая суматоха тоже была мне в новинку. Жизнь носильщика тяжела, но она очень редко бывает захватывающей. Потом, конечно, был еще вопрос насчет ста динаров, которые, как заверил торговец, должны будут стать моими — когда-нибудь.

Или, может, просто ноги мои прекрасно знали, что от судьбы не уйдешь. Какова бы ни была причина, с этого самого момента я был убежден, что моя судьба связана с судьбами морехода и его достославного отряда.

Отбросив сомнения, я следовал за остальными в порт, тот самый порт, в котором вы можете погрузиться на корабль, отправляющийся вниз по реке до Басры и оттуда в море.

Я глядел на дюжины и дюжины парусников — половина кораблей была тиха и безмолвна, словно они отдыхали перед новым странствием, а другие изукрасились яркими парусами, ловя вечерний ветер и угасающие темно-красные солнечные лучи. Столько кораблей, столько историй за стенами Багдада, и я должен стать частью одной из них. Я, который ни разу в жизни не ступал за городские стены, ни разу не заходил в реку глубже, чем по пояс, и всю жизнь провел среди тысяч людей и верблюдов; я отправляюсь в море. Я, знающий, что сулит мне всякий день жизни носильщика, собираюсь встретиться с неведомым.

Воистину, это было просто захватывающе.

— Итак, — объявил Синдбад своим спутникам, — давайте посмотрим, что даст нам мое умение торговаться. — Он помахал рукой господину с аккуратно подстриженной бородой, в темно-синем, явно весьма добротном одеянии, который стоял внизу на трапе. — Эй, почтеннейший!

Господин приветственно кивнул. Даже в разорванной местами шелковой одежде у торговца Синдбада был вид до некоторой степени состоятельного человека. Может быть, нам, несмотря ни на что, удастся заключить некую сделку, не важно, насколько ограниченны наши средства.

— Синдбад! — воскликнул мужчина. — Я только что вернулся с вашего превосходнейшего пира!

— О, моего… ну конечно… Вот как? — в некотором замешательстве отозвался торговец.

— Разве это не прославленный морской капитан Хутан? — услужливо подсказал Ахмед.

Мне припомнилось замечание мальчишки насчет памяти Синдбада на лица.

— Хутан? Конечно же! — Лицо торговца расцвело от радости, словно недавнее колебание было вызвано лишь тем, что у него на миг прихватило живот. — И как вам понравились маринованные яйца птицы Рух?

— В десять раз меньше, чем сброженный нектар этих самых колибри, — отозвался Хутан с величайшим дружелюбием. — Но почему человек вашего уровня обращается к простому капитану?

Синдбад Мореход шагнул вперед и дружески похлопал капитана по плечу:

— Ах, мой многомудрый и всепонимающий Хутан, это, в самом деле, вопрос, требующий великой проницательности и остроты мысли. Вам известно, что я имею репутацию путешественника, благодаря которой снискал великую славу. Каковая слава могла бы также достаться капитану корабля, на котором я отправлюсь в свое восьмое, и величайшее из путешествий. Такую славу невозможно измерить деньгами!

Слова Синдбада звучали воистину впечатляюще, хоть я и не очень понимал, что они в точности значат. Видимо, капитан воспринял их так же, поскольку, нахмурившись и сплюнув в вонючую портовую воду, он сказал:

— Как говорят мудрецы, «слава может стать превыше богатства, как благословение или как проклятие». — Он прищурился на старшего Синдбада, словно это могло помочь ему глубже постичь намерения торговца. — Но чего же вы хотите от меня — конкретно?

— Ах, мой добрый Хутан, — продолжал торговец, словно только и ждал такого ответа, — вы зрите в самый корень дела. Ответ прост до чрезвычайности, и он не слишком обременит вас. Ваш корабль наверняка плавает до Басры и оттуда в южные моря. Следовательно, для вас ведь не составит особого труда взять на борт четырех лишних пассажиров?

— А! — отметил капитан после паузы, понадобившейся ему, чтобы в очередной раз смачно харкнуть в зловонную воду под нашими ногами. — Так вы хотите плыть. — Он окинул нас жадным взглядом. — Со всей вашей свитой?

— Свитой? — Торговец рассмеялся, как будто Хутан произнес нечто презабавнейшее. — Вы оказываете нам слишком большую честь, о благородный капитан. Нас всего лишь четверо. Так мало, что во время трудного океанского плавания и не заметишь.

Очередной плевок полетел в портовые воды.

— То есть вы не хотите тратить много денег?

Синдбад Мореход широко развел руками в знак безмолвного согласия, склоняясь перед величайшей сообразительностью капитана:

— Увы, в связи с неподвластными нам обстоятельствами, слишком сложными, чтобы представлять интерес для столь занятого человека, как вы, мы оказались перед необходимостью экономить. Мы можем, однако, быть вам полезными в пути.

— Вы не могли бы назвать сумму, которую намерены потратить? — спросил капитан.

— Джафар может вести ваши бумажные и денежные дела, — ответил Синдбад. — Он многие годы занимался этим в моем доме.

— Сколько именно вы можете заплатить? — настаивал капитан.

— Ахмед очень смышленый, — продолжал Синдбад. — Энергия юности воистину восхитительна.

— Ваша цена, или игре конец, — решительно заявил капитан.

Синдбад выдохнул, затаил дыхание и, наконец, вымолвил:

— Семнадцать динаров.

— Семнадцать динаров? — От ничтожности этой суммы капитан сглотнул, вместо того чтобы сплюнуть. — Вы в самом деле король шутников. И вы еще даже не упомянули про этого парня. — Он с некоторым пренебрежением указал на меня. — Этого типа в обносках, по которому баня плачет.

— Ах, — ответил торговец, великодушно улыбнувшись мне, — этого человека тоже зовут Синдбад.

— Правда? — У Хутана был такой вид, будто он только что съел гнилую фигу. — Как вам не повезло.

— Нет-нет, — настойчиво возразил Синдбад все тем же мягким тоном, — он уже принес мне большую удачу, и я уверен, что еще принесет великий успех. Кроме того, он носильщик!