Сергей Мусаниф - Второе правило стрелка

— Ни за что, — отрезал Аполлон. — Так мы еще неделю тут проторчим.

Амазонки поникли.

— Может, о богах? — предложил Силен и запел, заглядывая Зевсу в глаза:

— Уважил, голубчик, — сказал Зевс, смахивая скупую мужскую слезу. — Но петь мы будем о другом.

— Лично я, — сказал Дионис заплетающимся языком, — ни одной песни про другого не знаю.

— Мы будем петь… — сказал Зевс. — Точнее, вы будете петь…

— О старом, — предположил Геракл.

— О главном, — рискнул Аполлон.

— О новом и главном, — сказал Гермес.

— О бабах! — настаивал Дионис.

— О дорогах, — сказал Зевс. — О дорогах, которые мы выбираем. Вы когда-нибудь задумывались о том, что такое дороги? Это не просто утоптанные ногами и укатанные колесами направления. Это дуалистический символ перманентного… Так, я смотрю, что меня никто не слушает. Ладно, тогда пойте.

Горлогориус стиснул зубы и извинился перед Мэнни за свое недостойное великого и мудрого мага поведение, Мэнни кивнул, и инцидент был исчерпан.

— Вы с Негориусом были давними приятелями? — спросил Мэнни, закуривая трубку мира.

— Не так чтобы приятелями, — сказал Горлогориус. — Скорее мы были закадычными соперниками. Мы с ним начинали в одно и то же время и несколько веков жили по соседству.

— Должно быть, это было очень давно, — сказал Мэнни.

— Да уж, не вчера, — подтвердил Горлогориус. — В те времена магия была в загоне, клиенты, сам помнишь, в очередь не выстраивались. Приходилось биться за каждую золотую монету, и присутствие в округе конкурента делало твою жизнь весьма веселой. Мы с Негориусом постоянно соревновались, доказывая друг другу, кто из нас круче. Я до сих пор удивляюсь, как у нас не дошло до дуэли.

— Я тоже удивляюсь, — сказал Мэнни. — Зная твой взрывной темперамент… Наверное, Негориус был очень выдержанным человеком.

— Да, порой он бывал даже чересчур хладнокровен, — признал Горлогориус.

— В нашей профессии это скорее плюс, чем минус, — заметил Мэнни. — У волшебника должна быть холодная голова, горячее сердце…

— И длинные руки, — закончил за него Горлогориус.

— А разве не чистые?

— Нет, от длинных рук пользы куда больше, чем от чистых, — сказал Горлогориус.

— А как складывались ваши с Негориусом отношения после того, как вы разъехались?

— С увеличением разделяющего их расстояния отношения волшебников друг с другом только улучшаются, и это — аксиома, — сказал Горлогориус. — Мы с ним не так уж часто встречались. Негориус был старейшим членом Гильдии, но не принимал активного участия в ее делах. Пожалуй, все его участие ограничивалось выплатой членских взносов. Но зато платил он их регулярно.

— Похоже на некролог, — сказал Мэнни.

— А это и есть некролог, — ответил Горлогориус. — Мне жаль, что Гильдия потеряла такого мага, как Негориус. Пусть часто он бывал мямлей, но это не мешало ему быть одним из лучших наших теоретиков и исследователей. Помянем?

— Давай.

— Кто сегодня алкоголь материализовывать будет?

— Лучше ты, — сказал Мэнни. — У тебя к этому очевидный талант. Тот коньяк на прошлой неделе был просто неподражаем. Какой букет!

— Букет я сам составлял, — сказал Горлогориус, закатывая рукава мантии и потирая ладони. — Ну, как говорится, крибле-крабле-бумс!

Чувствуя, что представление приближается к своему апогею, публика начала просыпаться и усаживаться поудобнее. Все боги, улизнувшие поспать на Олимпе, вернулись на свои места.

На «путь-дорожку фронтовую», исполненную Аполлоном, Геракл ответил «эх, дорогами, пылью да туманом». Аполлон с Дионисом дуэтом грянули «дорога-дорога, ты знаешь так много о жизни моей непростой», закончив песню многократным выкриком «Атас!».

Реджи порылся в памяти, и они с Силеном вспомнили бессмертного Шнура: «дороги мои, дороги, уносили ноги, помогали боги», чем окончательно привели Зевса в благодушное настроение.

Гермес ответил «дорогой в небеса», на что Силен тут же отреагировал «дорогой в ад».

К утру тема казалась исчерпанной.

Геракл закончил петь «как далека и как близка дорога в облака», последовала небольшая дискуссия, не считается ли эта песня вольным переложением детской песенки «по дороге с облаками», уже исполненной Аполлоном, но Зевс заявил, что мелодии разные, слова не совпадают, а потому Аполлону и его товарищам надо сначала заткнуться, а потом исполнить что-нибудь еще.

Тройка олимпийских певцов яростно чесала в трех божественных затылках.

— Ставлю Камень Правосудия против дырявого носка, что не вспомнят, — сказал Горлогориус, внимательно глядя в хрустальный шар.

— Принимаю, — сказал Мэнни.

— Начинаю обратный отсчет, — сказал Зевс. — Пять.

Аполлон принялся чесать в затылке так яростно, что выдрал клок волос.

— Четыре.

— Дорога, дорога, — бормотал Гермес, то ли вспоминая, то ли пытаясь сочинить на ходу.

— Три.

— Надо выпить, блин, — пробормотал Дионис. — Боги, какой позор…

— Два.

— Я протестую! — возопил Аполлон.

— Один. Ноль. Время вышло, — сказал Зевс. — Право пения переходит к другой команде.

— Возьми, — сказал Мэнни, снимая правый носок и дырявя его резким движением пальца. — Заслужил.

Зрители затаили дыхание.

— Вы будете смеяться, — сказал Реджи Силену и Гераклу. — Но мне совершенно ничего не приходит в голову.

— Я потом посмеюсь, — прошипел Силен. — Думай!

— Ну же, — сказал Мэнни, болевший за команду Геракла всей широтой своей магической натуры. — Вспоминайте! «Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной» или что-то в этом роде.

— Так это ж детская песня, — сказал Горлогориус, листая нотную тетрадь. — Откуда им ее помнить?

— Опять начинаю обратный отсчет, — сказал Зевс, и на лице Аполлона загорелась надежда. — Пять.

— Вспомнил, — сказал Реджи.

— Четыре.

— Излагай, — сказал Геракл.

— Три.

— Нет времени. Я затяну, а вы подпевайте.

— Два.

— Заметано, — сказал Силен.

— Один. Пойте.

Реджи запел.

— Что это за песня? — тревожно спросил Мэнни. — Я не знаю такой песни. И при чем здесь дороги?

— Может, он чокнулся? — спросил Горлогориус.

— Это стрелок-то?

— Песня не по теме! — радостно завопил Аполлон. — Дисквалификация!

Зевс нахмурил брови:

— Не по теме! — разорялся Аполлон. — Не по теме!

Реджи продолжал петь.

Последнее слово герой, стрелок и сатир грянули втроем, а публика разразилась аплодисментами и восторженными выкриками.

— Браво! Бис! — бесновались амазонки и обнимались с сатирами.