Сергей Ковалев - Котт в сапогах. Поспорить с судьбой

Эти мысли не давали мне покоя всю дорогу до Либерхоффе.

Эти мысли, да еще мерзкий навязчивый сон. Тот самый, что приснился мне в первую ночь нашего с Андрэ путешествия. Вернее, это было продолжением того сна. Неведомая опасность с каждым разом становилась все ближе, но так до сих пор и не оформилась во что-то конкретное. Это была просто безликая тьма, надвигавшаяся откуда-то извне… возможно — из самой преисподней. Если поначалу еще можно было надеяться, что мне приснился обычный дурной сон, то теперь сомнений быть не могло — это было явное предостережение. Непонятно только, от чего меня предостерегали. Право слово, эти высшие силы (или кто там заведует вещими снами) могли бы быть более конкретны в своих предостережениях.

После моего предыдущего визита в Либерхоффе со мной произошло столько всяких событий, что казалось — прошло несколько долгих лет, и я в глубине души ожидал каких-то изменений хотя бы во внешнем облике городка. Мои ожидания разбились о суровую непоколебимость провинциального уклада жизни. По-прежнему невысоки были крепостные стены, служившие Либерхоффе чисто символической защитой от неведомого противника. По-прежнему пуст был ров, по случаю зимы превратившийся в две великолепные горки, с которых с радостными воплями и смехом скатывались на санках и прочих подручных средствах (а то и просто на собственном седалище) дети. По-прежнему вместо ворот дорогу перегораживала оглобля, у которой приплясывали два стражника с синими от холода носами и ушами. Рождественские ярмарки давно отшумели, до следующих праздников было еще далеко, потому к воротам вело мало следов, — похоже, у стражи сегодня был голодный день. Увидев нас, бедолаги так откровенно обрадовались, что я по совестился торговаться с ними и даже присовокупил к положенной мзде фляжку с перцовой настойкой — вспомнились мне долгие бессмысленные караулы в зимнее время, проснулась некстати ностальгия.

Провожаемые самыми искренними добрыми напутствиями оживившихся стражников, мы с Андрэ доехали до центральной площади, свернули на улицу Портных и далее, знакомым мне маршрутом, до улицы Маргариток. Иголка сама деловито протопала к знакомому дому, выкрашенному веселой желтой краской. Я ободряюще кивнул Андрэ:

— Фредерик и Мэрион живут здесь. Постучись — мне до молотка не дотянуться.

Гигант смущенно замялся:

— А вдруг они нам не обрадуются? Господин капитан, они про нас уж и забыли, поди! Сидят, чай пьют с пряниками или еще как культурно отдыхают, а тут — вот те нате — явились гости незваные.

Эх! Все-таки если кто с рождения не рос в знатной семье, потом хоть трижды королем стань, все равно той уверенности в собственной всегдашней правоте, что свойственна знати, не приобретет. Вот ведь стоит на крыльце законный монарх пусть маленькой, но очень гордой европейской державы. На крыльце, замечу, дома самых обыкновенных горожан.

И боится, что ему будут не рады.

И, возможно даже, прогонят прочь.

Иезус, Мария и все двенадцать апостолов в придачу!

Я не успел высказать все эти мысли вслух, как дверь внезапно открылась и Андрэ окатил поток грязной и, судя по густому пару, горячей воды.

— Я же говорил! — печально донеслось из облака пара. — Нам здесь не обрадуются.

— Ой! Вы кто?! — Выронив от неожиданности ведро, Мэрион застыла соляным столбом.

— Привет, Мэрион! — помахал я лапой, очень довольный, что нахожусь на спине Иголки. — Ты неподражаема! Ошпарить помоями монарха соседнего государства — вот это по-нашему!

— Конрад?! — Ведьма всплеснула руками. — Ты?!

— Собственной персоной! — Я залихватски подкрутил ус, принимая наиболее красивую позу, но в следующий момент оказался заключен в объятия и прижат к отнюдь не маленькой груди ведьмы. Проклятье! Ну почему я кот?! — Мэрион… ты… меня… задушишь…

— Паршивец! Ты почему за целый год даже весточки не прислал?! Мы с Риком уже не знали, что и думать! Ох, подожди, вот он услышит…

— Что я услышу? — пророкотал знакомый, профессионально поставленный баритон, и на крыльце показался Фредерик. — С кем ты разговариваешь, Мэри?

— Не узнаешь? — Мэрион бесцеремонно схватила меня за шкирку и выставила перед собой.

Брови бывшего паяца взлетели к начавшей редеть шевелюре.

— Конрад?! Паршивец! Ты почему…

— …за целый год даже весточки не прислал? — закончил я за него. — Глядя на вас, убеждаюсь в справедливости пословицы «Муж да жена — одна сатана»!

— П-п-простите великодушно, — прервал нас жалобный голос из продолжающей парить лужи. — Но н-н-не могли бы вы меня пустить в дом, хотя бы в сени. Вода очень быстро остывает, и мне х-х-х-холодно…

— Самсон?.. Тьфу! То есть Булыга! То есть, простите, ваше величество!

— Ан-н-ндр-р-р-рэ меня зов-в-вут, — пролязгал зубами король, на голове которого уже образовалась символическая корона из заледеневших волос. — П-п-пожалуйста, м-м-можно м-м-мне в-н-нутрь?!

— Конечно же! Заходите, ваше вел… э-э-э… Андрэ, заходи! И ты, Конрад! Проходите же! Мэри, проводи их, а я пока лошадь в конюшне устрою!

Если бы в прошлое мое посещение мне сказали, что дом ведьмы может быть еще уютнее, я не поверил бы. Тем не менее именно это ощущение возникло первым, стоило мне переступить порог. Мэрион обладала волшебным талантом доводить простые вещи до совершенства. Относилось это и к простеньким, но очень уместным цветочным обоям прихожей, и к домотканому половику на полу, и к теплым домашним туфлям, которые нам выдали немедленно, чтобы согреть ноги. Единственное поражение, которое претерпела Мэрион, — в ее запасах не нашлось подходящего халата для Андрэ. Фредерик, хоть и отличался завидной солидностью (а если уж без обиняков — изрядной толщиной), тем не менее в росте и в плечах уступал Андрэ. Так что пришлось моему государю кутаться в одеяло, пока его одежда сохла у камина. Впрочем, получив бокал с подогретым вином и кунжутное печенье к нему, Андрэ сразу забыл о неприятном приключении и впал в эйфорию.

Надо сказать, к тому моменту, как Фредерик вернулся из конюшни, я тоже пребывал в не менее блаженном состоянии от тепла и чашки горячего молока с румяной пенкой. И вот скажите мне — откуда человеческой женщине знать, что более всего любит обращенный в кота человек? Одно слово — ведьма!

— Ну про то, что ты стал королем Гремзольда, у нас только ленивый не знает, — хмыкнул Фредерик, окончательно утратив пиетет перед коронованной особой. Да и как, скажите на милость, не утратить его — пиетет этот самый, — когда «коронованная особа» сидит перед тобой, завернувшись в одеяло, и трескает печенье под горячий кагор? Вот так и уходит из мира трепетное отношение к власти… впрочем, может быть, и слава богу, что уходит!