Артем Тихомиров - Седьмая пятница

Изобразив мужественное выражение лица, я ответил, что этого следовало ожидать.

— Она… — сказала Селина и, обернувшись, добавила: —…уже здесь.

Гермиона тоже умеет быстро передвигаться, особенно если топливом для ее двигателей служат какие-нибудь новые безумные идеи. Предчувствуя самое плохое, я сел и устроился спиной на подушках. Надеюсь, хоть на этот раз все будет тихо и мирно. Что Гермиона явилась не с очередным прожектом, способным перевернуть мир, а просто навестить любимого троюродного брата.

Смотреть на Гермиону, как всегда, было приятно, ибо прелесть ее и красота с нашей последней встречи нисколько не увяли, даже, наоборот, прибавили в весе. Эта девица — просто чудо. Глаз, что называется, отдыхает на ней. Осиная талия, ладная фигура, красивые волосы, собранные в элегантную прическу, украшенную какой-нибудь зубодробительной шляпкой по последней моде, — решительно все заставляло встречных мужчин открывать от изумления рты, даже если с Гермионой они знакомы были не первый день.

Я тоже открыл. Моя нижняя челюсть свалилась на грудь. Уж на что я, привычный к разным образам и знающий Гермиону с таких лет, когда она была всего лишь карапузом, пускающим слюни, — и то испытал шок.

Платье юной волшебницы в этот раз было синим, ярким, что даже глаз резало, а румянец во всю щеку искрил здоровьем. Туалет Гермионы дополняли многочисленные аксессуары, которым я не мог дать названия по причине слабой осведомленности, и каждый был на своем месте. Все это в целом создавало впечатление запредельной элегантности. Лично я никогда не мог понять таких вещей, они лежали за пределами моего скромного понимания. Может, и правдивы слухи, утверждающие, что в Мигонии с некоторых пор моя возлюбленная сестра — икона стиля? Хоть сейчас ее на постамент и показывай туристам.

— Привет, оболтус! — выстрелила волшебница.

Из голубых глаз ее струились потоки света, словно она не человек, а божество. Но, в общем, никаких особенных чудес. Эликсиры и косметика с добавлением магии — для красоток из высшего света привычное дело.

— Чем занимаешься? — спросила Гермиона, пока я мычал что-то, почесывая щетинистый подбородок. Носясь по спальне, чародейка совала свой нос всюду, куда только было возможно. — Как дела? Что у тебя происходит? Почему до сих пор в постели?.. Как ты выглядишь?! Почему не брит? Давно не выходил на улицу? Ах, погода сегодня прекрасная, не то что вчера! Сухо и тепло! Так почему ты не побрился? Разве не знал, что я приду?

Обработанный такой мощной артподготовкой, я смог лишь помотать головой.

— Но ты мог хотя бы надеяться. Хотя бы предполагать, что однажды я появлюсь и освещу мрак твоей жизни своими лучами… Ну?

— Э…

Волшебница всплеснула руками.

— Как мне все это знакомо! Снова я застаю тебя разбитым, снова ты похож на умирающую каракатицу, Браул! Знаешь, это даже неприлично. Как бы я хотела хотя бы раз увидеть тебя сияющим, как медный таз, готовым ну хотя бы не к подвигам, а к обычной прогулке!

— Дорогуша, я бы рад, но ты же знаешь…

— Что?

— Жестокая судьба…

— Плохое оправдание собственной лени! — отрезала девица и уселась на стул, расправляя складки пышной юбки. — Боюсь, мне придется заняться твоим перевоспитанием. С той поры как ты отвоевал у Эльфриды право на полнейшую самостоятельность, ты совсем распустился. Неужели тебе нравится жизнь виноградной улитки?

— Ну да…

— «Ну да»! «Ну да»! — передразнила Гермиона, — Ты бы себя послушал! Да ты просто бактерия, инфузория или как там ее еще называют. Твои потребности сводятся к самым простейшим, и мне стыдно, что ты мой брат!

Я напустил на себя аристократическую холодность, в ответ волшебница раздула скоппендэйловские ноздри. Мои гримасы ее ничуть не смущали.

— Прежде всего тебе необходимо совершать утренние пробежки! Вокруг дома. Кругов десять перед завтраком.

Я онемел.

— Чего совершать? Пробежки? Ты хочешь, чтобы я, аристократ, голубая кровь, элита королевства, носился по утрам вокруг дома?

— А что? Так многие молодые мужчины делают!

— Они, должно быть, рехнулись. Передай им, что я этого не одобряю.

— Браул, физические упражнения закаляют тело и дух!

— Но я не хочу закалять тело и дух! Мне и так хорошо!

По спине моей побежали мурашки, совсем как те молодые люди, о которых говорила Гермиона.

— Браул, ты не понимаешь! Ныне другие времена, невозможно оставаться в стороне от бурных событий нашего века! Это просто бестактно!

Я скрестил руки на груди.

— Пусть бурные события века обходятся без меня!

— Так и знала, что ты выдашь что-нибудь эдакое. Ты невыносим!

— Никуда меня выносить не надо. Я у себя дома и, кажется, никому не мешаю.

— Но так нельзя! — Гермиона хлопнула обеими руками по своей юбке. — Когда все вокруг меня спрашивают, как поживает Браул, как идут его дела, я теряюсь и не знаю, что ответить. Отшучиваюсь. Не могу же я прямо заявить, что ты безвылазно сидишь в своей берлоге и покрываешься мхами и лишайниками. Общество изменилось, оно уже не такое, как раньше. Прогресс катится вперед, и ты рискуешь отстать настолько, что про тебя просто-напросто забудут!

— Ну и пусть! Лишь бы не досаждали мне просьбами о помощи.

— Ты — сухарь! Бездушное бревно!

— А ты — напичканная вздорными идеями современная девушка!

Гермиона расхохоталась:

— Браул, ты сделал мне комплимент.

— Да? Зараза!

— Только вместо слова «напичканная» я бы употребила «напитанная».

— Вот погоди, — рассвирепел я, — соберусь с мыслями и употреблю такое…

Снова смех, звонкий, словно колокольчик. Я хмуро смотрел на нее, размышляя, как быстро в последнее время прогрессивные идеи проникают в нашу среду. Девицы теперь вооружены на все случаи жизни — на зуб им не попадайся, ибо рискуешь получить в лоб какой-нибудь новомодной теорией, касающейся общественного устройства или взаимоотношения полов. Вот и Гермиона стала одной из прогрессивных. И, по всей видимости, утренние пробежки она на полном серьезе считает делом полезным. О старые добрые времена, где вы?! Теперь девицу из высшего общества интересует не только замужество и прочный брак, о нет, им подавай философию, социологию и политику. Именно об этом рассуждают современные барышни, собирающиеся за чаем в узком кругу. Именно это они разносят по городам и весям, вербуя в свои прогрессивные ряды новых адепток, таких же юных, с горящими глазами. Наиболее же падки на новомодные воззрения именно чародейки, одна из которых сидела передо мной и молола абсолютную чушь.

Теперь Гермиона была уверена, что, кроме пробежек, мне не помешает верховая езда. А еще, вероятно, и плавание в проруби зимой.

Ну, «езду» я еще стерпел, но, когда мы дошли до «проруби», взревел и схватился на голову.