Константин Лишний - Космиты навсегда

— Найн.

— Поясняю: там, где я живу, там, где ты живешь, у крестьян нет таких рессор, нет телег красного дерева, запряженных чудо-жеребцами, и им не по карману арманьяк. Там не пропадают в сараях мужики в балахонах. Там нет таких пирамид, а если б они и были, то там бы обязательно бродили толпами толстые американские туристы в шортах, с тупыми рожами и фотоаппаратами «Кодак». Такие пирамиды считались бы чудом света и были бы занесены в школьные учебники. Ничего такого там, где мы живем, нет. Вывод один: мы где-то в другом месте, где-то еще. Это не наш мир…

Ох уж мне эти женские истерики! Ну и побегал я за ней по лесу. Еле догнал. Несчастная Герда отбивалась, царапалась, пыталась кусаться, потом затравленно вжалась в сосну:

— Уходить! Ето нье есть пряфда! Ето подлий мистификаций! Ти партизанэн! Ти дурьячить менья! Тебье нюшний дойче секрьети!

— Вот дура! Заткнись! Будь я партизан, то ради твоих секретов никто б так не извращался! Тебе б загнали под ногти спички, и ты б моментально рассказала все и даже больше того! Потом, вопреки закону о совместимости рас, тебя бы изнасиловали всем отрядом, перерезали тебе горло и бросили б гнить в ближайшую канаву. Да подумай же над этим! Так бы оно и было!

Тень сомнения отразилась на ее лице. Закрепляя успех, я расстегнул рюкзак и достал оттуда полуторалитровую пластиковую бутылку, которую перед бегством из города заполнил водкой. Налив до краев раскладной стаканчик я протянул его Герде.

— Пей. Да не смотри ты так! Не отравлено. Зер гут! Гут шнапс. Алкоголь!

— Русиш фодка? — недоверчиво спросила она.

— Найн! Лучше — «Украинська з пэрцем». Гут, гут. Дюже файна. Да бери, пей!

Герда взяла стакан, подозрительно покосилась на содержимое, решилась и в три больших глотка выпила.

— О! — Она раскрыла рот и сделала долгий-долгий громкий вдох, потом быстро сняла пилотку и прикрыла ею нос.

— Гут? — спросил я.

— Я, — сдавленно отозвалась Герда из-под пилотки, — зер гут. Дас ист фантастиш!

— Тогда отдай стакан.

Я тоже хряпнул аналогичную дозу, но без драматических эффектов типа вдохи-выдохи. Просто занюхал своими волосами. Усевшись на траву, я начал раскручивать проволоку на ноге, благо плоскогубцы с дачи я взял с собой. Я почему-то был уверен, что с моей ногой все в порядке. Я ведь бегал по лесу. А бегать на такой ноге, какой была моя нога вчера, невозможно. Но я ведь бегал по лесу за Гердой и не орал при этом от боли. Это факт. Вопрос: как это возможно? Ответ: это возможно, только если нога здорова. Поэтому снимаем шину, не нужна. Я снял шину, бодро поднялся и, не раздумывая, запрыгал на одной ноге. Ну вот! Здоровая нога. Значит, и повязка на ребрах не нужна. Я засунул руку под футболку и сорвал повязку — никакой боли. Закатал футболку с курткой и осмотрел свою рану — даже бледного рубца не осталось. Вывод прост: раз я в другом мире, то меня исцелил переход в этот мир или этот переход занял достаточно времени, чтобы раны зажили, что, впрочем, без разницы.

— Шьто ти дьелять?

— Вот видишь? — Я ткнул в свои ребра. — Еще вчера здесь было пулевое ранение, а сегодня его нет, моя нога вчера была сломана, а сегодня нет. Это продолжение вереницы невозможных вещей, которые произошли. Давай-ка это отметим!

Отметили, но на этот раз без психоза, по половинке, потом еще по одной, и еще по одной и, конечно, под «францюзький чоколадка».

— Ф тебья стрельять дойче зольдат? — наливая себе очередную «половинку», спросила Герда.

— Не… Это, эти, полицаи… Не те полицаи, что на службе у немцев, а наши, менты, в общем, милиция. Ферштейн?

— А! Русиш милицай? Ен-Ка-Фе-Де? Наркомьят фньютрених дьел? Почьему они в тебья стрельять? Потому шьто ти ньепрафильний?

— Нет. Я, видишь ли, ограбил одного ба-альшого милицейского чиновника, что-то вроде вашего Геринга, такой же большой и жирный. А он обиделся…

— Ти грабьитель! — обрадовалась Герда — Ти есть обкрасть большой толстий полициянт! Ти есть фраг фатерлянда!

Герда радостно ткнула в меня пальцем и разразилась смехом.

— Ето корошо, — отсмеявшись, сказала она. — Ето нюшно… отмьетить!

— Да не вопрос! Теперь я наливаю!

— Я-я. «Укряиньська с пьерцем». Гут. Корошо, очьень корошо!

Дожился… пью водку с фашисткой, хотя, если честно, эта Герда — еще та дамочка, и форма ей идет даже очень. Пить с ней водку весело. И тут меня посетила интересная мысль: если я оказался здесь, перенесясь через пространство, время или измерения, то и с ней произошло то же самое. Я оказался здесь из моего мира 2005 года, а она? Может, она действительно попала сюда из своего 1942 года. Почему нет? И совсем она не псих. А стишок про Генриха Шлоссе? Да мало ли кто его написал, мало ли какой партизан недобитый делился воспоминаниями с поэтом. А может, вообще совпадение. У них там все Шлоссе да Шмидты.

— У тебья есть есчо чоколядка?

— Сейчас! У меня еще всякое найдется. Гулять, так гулять…

Еще через час, сидя с Гердой в обнимку, мы дружно орали пьяными голосами знаменитую немецкую песенку:

— Вэн ди зольдатэн дурх ди штадт марширэн, офнэн ди мэдшэн ди фэстэр унд ди тюрен, ля-ля-ля-ляля-ля!

— Партизанэн пах-пах-пах! — лихо вывел я и был одарен восхищенным взглядом.

— Я! — вскричала Герда. — Партизанэн пах-пах! Бух-бух! Та-та-та-та! Тра-та-та! Пах! Фояр-р-р!

Герда сложила пальцы, имитируя интенсивный автоматный огонь: пах-пах-пах, пуф-пуф-пуф, бах-бах! После чего начала активно заваливаться на бок.

— Э-э-эй! Не спать! Это тебе не шнапс. Слабо вам украинскую с перцем. Эк тебя расплющило! — Я вытащил из рюкзака пузырек с раствором аммиака, раскрыл и поднес к ее носу. — Взбодрись!

Герда резко распрямилась и закашлялась. Ей заметно полегчало. Она посмотрела на меня взглядом, полным сугубо славянской пьяной радости. Ей-богу, в пьянке все люди славяне! Все братья.

— Да, — сказал я, — прав был диссидент Александр Зиновьев, утверждая, что пьянство без свинства — не пьянство, а выпивка в западном стиле. Еще по одной — и будем свинячить? Или будем спатушки?

— Будьем спятюшки, — сказала она голоском, который больше подошел бы пятилетней девчушке, а не солидной фашистке, и тут ее взгляд упал на мой широко открытый рюкзак. — Ето шьто у тебья?

Я пьяно нахмурился. Ладно, пора объясниться. Я выложил из рюкзака пистолет и сотовый телефон.

— Это — большой черный пистолет, ничего необычного, хулиганов гонять. А это… — Я включил телефон и ввел пин-код. Телефон ожил, но сеть, естественно, не поймал. Я передал сотовый Герде. — Это называется «мобильный телефон». Без всяких там проводов, радиосвязь.

— Фрьюнишка! — засмеялась Герда, пытаясь сфокусировать взгляд на сотовом. — Такой мальенький тельефон не бифает! Нье бифает бьез профода!