Лариса Малмыгина - Неприкаянная душа

— Видел своими глазами, — не покидая насиженного места, смущенно оправдывался юноша в забавной мини юбке.

— А мы сейчас ее поймаем, — закатывая белые одежды за пояс, засмеялся ловец русалок.

— К чему прятаться, — вылезая из укрытия, подумала я, — без людской помощи мне не выжить.

— А, вот и она, — обрадовался охотник за привидениями.

— Кто ты, красавица?

— Подруга Праведника, — стараясь не стучать зубами, с гордостью продекламировала я.

— А-а-а…, — раздосадовано протянул древний римлянин, — Тогда ты поедешь со мной.

— Куда? — напряглась я.

А впрочем, мне все равно! Я хочу находиться рядом с Иисусом! Возможно, смерть приблизит меня к НЕМУ.

— Увидишь, — буркнул мужик и, не тратя времени даром, небрежно закинул меня на лошадь.

Скакали мы недолго. Въехав в Иерусалим, предавший своего Бога, мы обогнули здание храма, чтобы повернуть направо; и оказались там, где совсем недавно избивали Христа. Роскошный дворец римского наместника, не мучаясь от угрызений совести, спокойно почивал, наслаждаясь снами, которые милостиво посылал ему всемогущий Отец казненного.

— Переодень ее в сухое белье, Ребекка, — приказал попутчик выбежавшей на шум женщине, — а завтра скажи прокуратору и жене его Прокуле, что она здесь.

— Хорошо, — повиновалась рабыня.

Огромные комнаты дворца были пустынны и холодны.

Служанка завела меня в какой-то темный закуток, раздела догола, уложила в мягкую постель и накрыла теплым шерстяным одеялом. Мне вспомнилась Онорина. Где она сейчас? Наверное, думает, что я погибла. А я вот живу, несмотря на отчаянное желание умереть.

Утро пришло внезапно. Шумно распахнув скрипучую дверь, бесцеремонно вошла Ребекка, положила на постель белоснежное тканое платье и попросила одеться, чтобы немедленно пойти за нею. Широкие, светлые коридоры дворца прокуратора подпирались массивными колоннами, полы, искусно покрытые разноцветной мозаикой, чрезвычайно скользили. Несколько раз я упала, но, игнорируя ссадины на коленях, с достоинством предстала перед круглолицым мужчиной и его царственной женой. Они горделиво восседали на величественных тронах и с интересом наблюдали за мной.

— Мы рады видеть подругу праведника, — после небольшой паузы заговорил хозяин дома.

— Избавившись от Учителя, вы принимаете у себя ученицу? — вздрогнула, как от пощечины, я.

— Я не мог пойти против воли народа, — поморщился Понтий Пилат. — К тому же, Иисус называл себя царем, но нет в Иудее царя кроме Ирода Антипы.

— Христос — Спаситель и Царь царей! — не сдержавшись, закричала я. — ОН — Властелин наш небесный!

— Почему же тогда Спаситель не спас себя? — взметнул порыжевшие на солнце брови римский наместник.

— Своей кровью Сын Божий хотел искупить грехи человечества! — всхлипнула я.

— Странный способ искупления грехов, но, тем не менее, Иисус мне очень понравился, — беглая улыбка слегка тронула жесткие губы прокуратора. — Вероятно, есть в нем что-то божественное.

— Накануне я видела сон, — вмешалась в разговор царственная Прокула. — Погибший праведник в золоченых одеждах и нимбом над головой, коленопреклоненный, стоял перед человеком, излучающим свечение. Тот человек был в несколько раз выше Иисуса, он благословлял Христа, называя сыном своим. Утром я слезно умоляла супруга пощадить пленника, но муж мой не смог спасти его. Зато предатель убит.

— Иуда уже повесился? — чувствуя дрожь в коленках, прошептала я.

— Иуда? — стремительно встал с места Пилат Понтийский — ЕГО ПРЕДАЛИ ВСЕ, КОГО ОН НАЗЫВАЛ ДРУЗЬЯМИ.

— Но именно с вашего позволения стражники издевались над Богом! — сжала кулаки я.

— Я приказал не дробить ему колени во время казни, не продлевать его мучения, — покачал головой римлянин, — велев дать испить уксуса вместо вина.

— И на том спасибо, — горько усмехнулась я. — Где сейчас тело Господа?

— Члены синедриона похоронили Его в склепе Иосифа Аримафейского, — внезапно оживилась Прокула. — Муж распорядился выдать им прах несчастного.

Почувствовав острую боль в лодыжке, я без разрешения царственных особ присела возле небольшого фонтанчика, огороженного мозаичной оградой и нечаянно взглянула на свое отражение в воде: странным образом кровоподтеки исчезли, уступив место нежной, здоровой коже.

— Любуешься собой? — прокомментировал мое поведение прокуратор. — Кстати, я могу устроить будущее подруги Иисуса, дав за ней неплохое приданое.

— Не надо, — вставая на ноги, грубо оборвала я итальянца, — мне ничего не надо.

Развернувшись на скользком полу, обругав про себя местные компании, занимающиеся отделочными работами, я, провожаемая удивленными взглядами могущественных владык маленькой Иудеи, удалилась с гордо поднятой головой.

В городе праздновали Пасху. Толпы торжественно одетых людей шатались по узким улочкам чистенького, ухоженного Иерусалима.

«Если бы не вездесущий песок, тротуары бы блестели, как в современной Европе», — с интересом оглядываясь по сторонам, подумала я.

Да, настоящее казалось фантастикой, но в столице древней Иудеи имелись в наличии туалеты, общественные бани, водопровод, стадион и даже летний театр.

— И это в первом веке нашей эры! — почему-то вспоминая загаженные подъезды российских городов третьего тысячелетия, с завистью вздохнула я.

С любопытством осмотрев местные достопримечательности, я устало присела на краешек скамьи в маленьком уютном скверике. Было жарко и хотелось пить.

— Ах, какая красавица, — совсем по-кавказски прицокнул языком широкоплечий, темноволосый мужик в серых одеждах. Симпатичное лицо его с синими очами и аккуратным прямым носом показалось мне крайне безобидным.

— Вы спокойно можете флиртовать с женщинами после того, как предали страшной казни своего Бога? — с презрением подвергая анализу самодовольную физиономию обаятельного незнакомца, холодно заявила я.

— Я — всего лишь комедиант, а потому не принимал участия в экзекуции, — спрятал от меня вспыхнувшие недовольством глаза незнакомец.

Судя по одежде, это был итальянец: серая туника и красный плащ, скрепленный на плече блестящей пряжкой, подчеркивали принадлежность мужчины к непобедимой Римской империи.

— И то ладно, — злобно усмехнулась я. — Тем не менее, напрасно вы кичитесь своим происхождением. Ваши национальные армии нагло захватили огромные территории, поработили свободных прежде людей и сделали их несчастными. У нас тоже был «герой» наподобие вашего Тиберия, звался тот «герой» Гитлером.

— Тише, тише, — перешел на шепот новый знакомый. — В Иерусалиме нельзя ругаться: сеньориту могут арестовать. А где это: у вас?