Terry Pratchett - Мелкие боги (пер. Н.Берденников под ред. А.Жикаренцева)

— Ехать куда?

— В Эфеб. С тайной миссией. Будут какие-то переговоры с безбожниками.

В принципе, Брута ничему не удивился. В замкнутом мирке Цитадели новости распространялись, как лесной пожар после засухи.

— А, — безразлично откликнулся он. — Ты об этом.

— Говорят, сам Б'ей Реж едет, — добавил Достаб. — И еще этот, как его, сирый кардинал.

— Дьякон Ворбис — очень милый человек, — возразил Брута. — Он был очень добр ко мне, даже попить дал.

— Не может быть… Впрочем, это не важно. Лично я против него ничего не имею, — поспешил заверить юношу Достаб.

— Почему ты до сих пор разговариваешь с этим идиотом? — влез Ом.

— Он… мой друг, — ответил Брута.

— Жаль, у меня нет такого друга, — мечтательно промолвил Достаб, посчитав, что слова были обращены к нему. — С такими друзьями врагов у тебя просто не будет. Может, ты возьмешь кишмиш в сахаре? Или леденцов-напалочников?

В опочивальне Бруты спали еще двадцать три послушника — поскольку иерархи церкви придерживались твердого убеждения, что отдельные опочивальни поощряют греховность. Человеку неискушенному данное утверждение могло показаться весьма и весьма спорным, потому что, если как следует поразмыслить, самые разнообразные грехи более присущи как раз компании. Однако эти самые размышления и считались наистрашнейшим грехом. Люди, предоставленные самим себе, рано или поздно начинают предаваться глубоким раздумьям, тогда как всем известно, что глубокие раздумья приостанавливают рост. И одной из причин такой приостановки является отрубание ваших ног.

Поэтому Брута был вынужден удалиться в сад — под аккомпанемент божественных воплей, доносящихся из его кармана, куда Великий Бог Ом был засунут вместе с мотком шпагата, садовыми ножницами и пригоршней семян.

Наконец Великого Бога вытащили.

— Послушай, — сказал Брута, — пользуясь удобной возможностью, хочу сообщить тебе, что я был избран для выполнения крайне важного задания. Я отправляюсь в Эфеб на переговоры с безбожниками. И меня выбрал сам дьякон Ворбис. Он — мой друг.

— А кто он такой?

— Главный эксквизитор. Обеспечивает… надлежащее поклонение тебе.

Ом уловил нерешительность в голосе Бруты и сразу вспомнил решетку. И творившееся под ней…

— Он пытает людей, — холодно заметила черепашка.

— Нет, нет! Этим занимаются ин квизиторы. Их можно только пожалеть, потому что, как рассказывал брат Нюмрод, они работают очень много и за низкую плату. Нет, экс квизиторы просто… решают вопросы. Как говорит брат Нюмрод, нет инквизитора, который не мечтал бы стать эксквизитором. Вот почему они готовы работать в любое время. Иногда они работают по нескольку дней подряд и даже не спят.

— Пытки… — задумчиво пробормотал Великий Бог.

Нет, такой человек, как тот, которого он видел в саду, не станет марать руки ножом. Предоставит заниматься этим другим людям. У Ворбиса другие методы.

— Они избавляют людей от скверны и ереси, — пояснил Брута.

— Но люди… не всегда… выживают в процессе?

— Это не имеет значения, — убежденно произнес Брута. — То, что происходит с нами в этой жизни, в действительности все это нереально. Да, иногда бывает немножко больно, но это неважно. Зато после смерти ты значительно меньше времени проведешь в преисподней.

— А если эксквизиторы ошибаются? — спросила черепашка.

— Они не могут ошибаться, — возразил Брута. — Их направляет рука… твоя рука… твоя передняя нога… вернее, твоя лапка…

Черепашка мигнула единственным глазом. Она вспомнила жар солнца, свою беспомощность и лицо человека, наблюдавшего за происходящим не с жестокостью, нет, куда хуже — с интересом. Кто-то наблюдает за чьей-то смертью только для того, чтобы узнать, сколько времени займет весь процесс. Это лицо Ом никогда не забудет. И разум, стальной сгусток разума.

— И все-таки, предположим, они ошибутся, — продолжала настаивать черепашка.

— Я не слишком силен в теологии, — ответил Брута, — но в завете Урна все объяснено предельно ясно. Эти люди хоть в чем-то да виноваты, иначе ты, в своей мудрости, не направил бы к ним квизицию.

— Правда? — Ом продолжал вспоминать то лицо. — Значит, они сами виноваты в том, что их пытают? И я действительно так сказал?

— «В жизни нас судят по тому, какие мы в смерти…» Урн Третий, глава VI, стих 56. Бабушка рассказывала мне, что после смерти люди предстают перед тобой, и они должны пересечь ужасную пустыню, а ты взвешиваешь их сердца на каких-то весах, — промолвил Брута. — Если сердце человека тяжелее перышка, ты отправляешь грешника в ад.

— Вот те на, — удивилась черепашка, а потом добавила: — Парень, а тебе не приходило в голову, что я не могу заниматься всем этим и одновременно бродить здесь с панцирем на спине?

— Ты можешь делать все, что захочешь, — возразил Брута.

Ом внимательно посмотрел на него.

«Он действительно верит. Он не умеет врать».

Сила веры горела в Бруте ярким огнем.

А потом правда ударила Ома так, как земля бьет черепаху, выпущенную из орлиных когтей.

— Ты обязан взять меня с собой в Эфеб.

— Я сделаю все, как ты велишь, — кивнул Брута. — И ты покараешь их огненным мечом и железными копытами?

— Очень может быть, — ответил Ом. — Но ты должен взять меня с собой.

Он пытался скрыть свои самые сокровенные мысли, чтобы Брута ничего не услышал. «Только не оставляй меня здесь!»

— Но ты можешь попасть туда значительно быстрее, если я оставлю тебя в Цитадели, — продолжал Брута. — В Эфебе живут одни нечестивцы. Чем быстрее он будет очищен, тем лучше для всех. Ты можешь перестать быть черепахой, налететь на них огненным ветром и уничтожить эту страну.

Ом думал об огненном ветре, а черепашка думала о бескрайних просторах пустыни, о чириканье и грустных вздохах богов, которые угасли до обычных джиннов и голосов в воздухе.

Боги, у которых не осталось верующих…

Ни одного. Даже одного верующего — и то достаточно.

Боги, которых оставили…

А что касается пламени веры, горящего в Бруте… Целый день Великий Бог Ом бродил по Цитадели, и за весь день ему удалось найти только одного верующего.

Б'ей Реж пытался помолиться.

Он давно уже не пробовал этим заниматься.

Да, конечно, были восемь обязательных ежедневных молитв, но, когда на землю спускалась чернильная ночь, вместе с ней приходили мысли: генерал-иам прекрасно понимал, что такое эти обязательные молитвы. Привычка. Возможно, удобная пауза для размышлений. А еще — метод измерения времени.

Молился ли он когда-нибудь по-настоящему? Открывал ли душу и сердце чему-то вне себя или над собой? Наверное, да. Быть может, когда был молодым. Он даже не помнил, когда это было. Кровь смыла все воспоминания.