Terry Pratchett - Мелкие боги (пер. Н.Берденников под ред. А.Жикаренцева)

— На какой работе? У нас никого не было после того крестьянина, господина Пилоксия, что пришел на прошлой неделе, и…

— Откуда ты знаешь? А ты откуда это знаешь? Пока ты тут храпел, куча людей, нуждающихся в персональной философии, могла пройти мимо!

— …И то он расплатился с нами какими-то маслинами.

— Да, и я выручу за них хорошие деньги!

— Дядя, они все гнилые.

— Чепуха! Раньше ты утверждал, что они зеленые!

— Ну да, а должны быть черными.

Голова черепашки моталась из стороны в сторону, как у зрителя, наблюдающего за теннисным матчем.

Юноша наконец поднялся с земли.

— Сегодня утром заходила госпожа Двуось, — сказал он. — Заявила, что пословица, которую ты придумал для нее на прошлой неделе, перестала работать.

Дидактилос задумчиво почесал голову.

— Какая именно?

— Ты придумал для нее «Перед рассветом всегда темней всего».

— Не вижу здесь никакой ошибки. Чертовски хорошая философская фраза.

— А она заявила, что лучше себя от нее не почувствовала. Как бы то ни было, всю ночь ее мучила больная нога, поэтому она глаз не сомкнула. Ну и решила проверить, как оно, перед рассветом. Так вот, сразу перед рассветом оказалось вполне приемлемо, ничего не темно, поэтому она пришла сказать тебе, что пословица не соответствует истине. И нога ее по-прежнему отмирает. Но я предложил ей выбрать на замену что-нибудь другое. Она взяла «Смех все лечит».

Дидактилос немного повеселел.

— Эту втюрил, да?

— Сказала, что попробует эту, и дала целого вяленого кальмара. А еще сказала, что мне бы не помешало получше питаться.

— Правда? Ты делаешь успехи. Значит, об обеде можно не беспокоиться. Вот видишь, Бедн, я же говорил, что все у нас получится.

— Я бы не назвал одного вяленого кальмара и коробку липких маслин хорошим доходом, о учитель. Мы здесь уже две недели философствуем.

— За изречение для того сапожника, старика Гриллоса, мы получили целых три обола.

— Ничего мы не получили, он вернул изречение. Жене не понравилась расцветка.

— И ты вернул ему деньги?

— Да.

— Что, все?

— Да.

— Не стоило это делать. Слова же изнашиваются, надо было хоть что-то себе оставить. И что это было за изречение?

— «Мудрая ворона знает, куда идет верблюд».

— Я много трудился над этим изречением.

— Он сказал, что не понимает его смысла.

— А я ничего не понимаю в сапожном деле, но могу же определить, какие сандалии хорошие, а какие — нет.

Ом заморгал единственным глазом. Потом присмотрелся к формам мыслей находившихся перед ним людей.

Форма мыслей Бедна, который, судя по всему, и являлся тем самым «плимянником», была нормальной, хотя и переполненной окружностями и углами. Но мысли Дидактилоса пузырились и сверкали, словно клубок электрических угрей в кипящей воде. Ому не приходилось видеть ничего подобного. Мыслям Бруты, чтобы встать на место, требовалась целая вечность, процесс был похож на столкновение гор. В то время как мысли Дидактилоса гонялись друг за другом со свистом. Неудивительно, что он лыс, — волосы, скорее всего, выгорели изнутри.

Ом наконец нашел мыслителя.

И, судя по всему, дешевого.

Великий Бог перевел взгляд на стену над бочкой. Величественные мраморные ступени вели к бронзовым дверям, над которыми металлическими буквами, вставленными в камень, было написано: «LIBRVM».

Он слишком долго смотрел на эти буквы. Рука Бедна схватила его за панцирь, и он услышал голос Дидактилоса:

— Ух ты, я слышал, из них получается неплохой суп…

Брута съежился.

— Вы забили камнями нашего посланника! — кричал Ворбис. — Безоружного человека!

— Он сам навлек на себя эту беду, — ответил тиран. — Аристократ присутствовал при том происшествии. Он может все рассказать.

Высокий старик поднялся и кивнул.

— Согласно традиции, на рыночной площади имеет право выступать любой… — начал он.

— И быть забитым там камнями? — прервал его Ворбис.

Аристократ поднял руку.

— Таким образом, — продолжил он, — на рыночной площади каждый может говорить все, что угодно. Кроме того, у нас есть и другая традиция, называемая свободой выслушивания. К сожалению, когда людям не нравится выступление, они могут пускать в ход… э-э… довольно веские аргументы.

— Я тоже был там, — вступил в разговор другой советник. — Ваш жрец поднялся на возвышение, и сначала все шло прекрасно, потому что люди смеялись. Но потом он сказал, что Ом — единственный настоящий Бог, и тут все замолчали. А когда он сбросил с постамента статую Тувельпита, Бога Вина, тогда-то все и началось.

— Вы намекаете, что его поразила молния? — спросил Ворбис.

Ворбис больше не кричал, голос его стал спокойным, лишенным всяких чувств. Наверное, именно так разговаривают эксквизиторы, невольно подумал Брута. Когда инквизиторы заканчивают свою работу, начинают говорить эксквизиторы…

— Э-э, нет. Его поразила амфора. Понимаете, как оказалось, среди слушателей присутствовал сам Тувельпит.

— Стало быть, с точки зрения ваших богов, избить ни в чем не повинного человека — это нормально?

— Ваш миссионер заявил, что людей, которые не верят в Ома, ждут вечные мучения. Должен сказать, что толпа посчитала эти его слова оскорбительными.

— И начала швырять в него камни…

— Пара-другая мелких булыжников. Они хотели всего-навсего унизить его. И то камни пошли в дело только после того, как кончились овощи.

— Так в него и овощами бросались?

— Только когда закончились тухлые яйца.

— А когда мы пришли, чтобы выразить протест…

— По-моему, шестьдесят кораблей — это нечто большее, нежели обычный протест, господин Ворбис, — вмешался тиран. — Кроме того, мы вас уже не раз предупреждали. Каждый находит в Эфебе то, что ищет. Готовьтесь к новым набегам на свои берега. Мы сожжем все ваши корабли. Если вы не подпишете вот это.

— А как насчет права беспрепятственного хода через Эфеб? — спросил Ворбис.

Тиран улыбнулся.

— Через пустыню? Мой господин, если вы сумеете пересечь эту пустыню… В общем, я дарую вам это право.

Тиран отвернулся от Ворбиса и посмотрел на небо, видневшееся между колонн.

— А сейчас, как вижу, время близится к полудню, — заметил он. — Становится все жарче. Очевидно, вам с коллегами есть что обсудить. Мы выдвинули столько… э-э… интересных предложений. Могу я предложить встретиться еще раз на закате?

Ворбис, казалось, обдумывал предложение.

— Думаю, — наконец произнес он, — наше обсуждение продлится несколько дольше. Как насчет завтрашнего утра?

Тиран кивнул.

— Как вам будет угодно. Дворец находится в полном вашем распоряжении. Здесь имеются превосходные храмы и произведения искусства — если вы изъявите желание их осмотреть. А если вам захочется перекусить, скажите об этом первому же рабу.