Terry Pratchett - Мелкие боги (пер. Н.Берденников под ред. А.Жикаренцева)

— А тебе известно, что такое «черепаха»?

Бедн почесал в затылке:

— Э-э, ладно. Ответ: маленькое земноводное в панцире — правильно? Потому что ты знаешь, что я это знаю.

— Я имею в виду «черепаху» из щитов. Когда ты атакуешь крепость или стену, а противник бросает на тебя все, что у него есть, каждый солдат поднимает свой щит и… сцепляет его со щитами других солдат. Выдерживает очень большой вес.

— Перекрытие, — пробормотал Бедн.

— Как чешуйки, — кивнул Симони.

Бедн задумчиво посмотрел на тележку.

— «Черепаха», говоришь? — уточнил он.

— Но с тараном, — добавил Симони.

— С этим-то нет проблем, — рассеяно произнес Бедн. — Ствол дерева, закрепленный на раме. Большой железный наконечник. Насколько я помню, двери сделаны из бронзы?

— Да, но очень большие.

— Значит, скорее всего, они полые. Или литые бронзовые пластины закреплены на дереве. Во всяком случае, я бы так сделал.

— То есть они не из сплошной бронзы? Все говорят, что они вылиты из бронзы.

— Я бы тоже так говорил.

— Господа, прошу прощения…

Вперед выступил плотный мужчина в форме дворцовой стражи.

— Это сержант Фергмен, — представил его Симони. — Да, сержант?

— Храмовые двери усилены клатчской сталью. После той войны, что случилась во времена лжепророка Зога. И открываются только наружу. Как ворота шлюза на канале, понимаете? Если их таранить, они только застрянут в косяке, и их вообще не вышибешь.

— Тогда как же они открываются? — удивился Бедн.

— Сенобиарх поднимает руку, и дыхание Великого Бога отворяет их, — ответил сержант.

— Я имею в виду в логическом смысле?

— О. Один из дьяконов прячется за занавесом и тянет на себя рычаг. Но… когда я дежурил в склепах, то видел там одно помещение с… с какими-то решетками… А еще было слышно, как где-то течет вода…

— Гидравлика, — хмыкнул Бедн. — Так я и знал.

— Туда можно проникнуть? — уточнил Симони.

— В это помещение? Почему нет? Его никто не охраняет.

— Он в одиночку сможет открыть двери? — повернулся Симони.

— Гм? — откликнулся Бедн.

Юноша задумчиво потирал подбородок молотком и, казалось, пребывал в совсем другом, каком-то своем мире.

— Я спросил, сможет ли Фергмен заставить эту, как ее, гидру работать?

— Гм? Э-э, вряд ли, — рассеянно ответил Бедн.

— А ты?

— Что?

— Ты сможешь заставить ее работать?

— О. Вероятно. Это всего лишь трубки плюс давление.

Бедн задумчиво смотрел на паровую тележку. Симони многозначительно кивнул сержанту, приказывая удалиться, а сам попробовал предпринять мысленный межпланетный перелет в тот мир, в котором пребывал Бедн.

Он тоже попытался смотреть на тележку.

— Как скоро ты сможешь закончить?

— Гм?

— Я спросил…

— Завтра, не раньше чем под вечер. И то если будем работать всю ночь.

— Но она понадобится нам послезавтра на рассвете! У нас не будет времени проверить, как она работает!

— Она заработает с первого раза, — заверил Бедн.

— Правда?

— Я ее создал. И знаю о ней все. Ты знаешь все о мечах и копьях, а я — о деталях, которые вращаются. Заработает с первого раза.

— Хорошо. Ну, у меня еще есть кое-какие дела…

— Ага.

Бедн остался в амбаре один. Он задумчиво посмотрел на молоток, потом на железную тележку.

Омниане совершенно не умеют выплавлять бронзу. А железо… Разве ж это железо? Жалкое подобие. Их медь? Просто ужасна. И сталь, которая разбивается после первого удара. За многие годы квизиции удалось извести всех хороших кузнецов.

Он сделал все, что мог, но…

— Один заход — да, два — может быть, ну, максимум три. И то, на третий лучше не надеяться, — тихо пробормотал он.

Ворбис восседал на своем каменном кресле в саду. Вокруг были разбросаны бумаги.

— Итак?

Стоящий на коленях человек даже не осмелится поднять голову. Рядом, с обнаженными мечами, стояли двое стражников.

— Люди Черепахи… они что-то замышляют, — выдавил человек визгливым от страха голосом.

— Ну разумеется, — кивнул Ворбис. — Конечно замышляют. Но что именно?

— Они придумали… как раз когда вас назначили сенобиархом… какое-то устройство, машину, которая движется сама… Она должна проломить двери храма…

Голос его стих.

— И где же это устройство сейчас?

— Не знаю. Они покупали у меня железо. Это все, что мне известно.

— То устройство железное?

— Да. — Человек глубоко вздохнул, жадно втягивая воздух, и едва не поперхнулся. — Говорят… стражники говорят, что мой отец в тюрьме и вы можете… Умоляю…

Ворбис посмотрел на мужчину сверху вниз.

— Но ты боишься, — сказал он, — что я могу бросить в тюрьму и тебя тоже. Ты считаешь меня способным на такое. Боишься, что я могу подумать, мол, этот человек связался с еретиками и богохульниками, а поэтому стоит его на всякий случай…

Человек по-прежнему тупо пялился в землю. Ворбис ласково взял его за подбородок и поднял с земли. Наконец глаза мужчины оказались на уровне его глаз.

— Ты поступил правильно, — промолвил он и глянул на одного из стражников. — Отец этого человека еще жив?

— Да, господин.

— Самостоятельно передвигаться может?

Инквизитор пожал плечами.

— Э-э, да, господин.

— Освободи его немедленно, вверь заботам сына и отпусти обоих домой.

Во взгляде доносчика сражались целые армии надежды и страха.

— Спасибо, господин, — только и смог вымолвить он.

— Ступай с миром.

Ворбис проводил его взглядом до выхода из сада, а потом небрежным взмахом руки подозвал одного из старших инквизиторов.

— Нам известно, где он живет?

— Да, господин.

— Хорошо.

Инквизитор замялся.

— А это… устройство, господин?

— Ом говорил со мной. Машина, которая движется сама? Это противоречит здравому смыслу. Где ее мускулы? Где ее разум?

— Конечно, господин.

Инквизитор, которого звали дьяконом Кусьпом, оказался на своем нынешнем посту, сам того не желая. Он так до конца и не понял, хочет он повышения или нет, так как в основном он хотел причинять людям боль. Желание это было достаточно незамысловатым, и квизиция предоставляла неограниченные возможности для его удовлетворения. Он был одним из тех людей, которые до колик боялись Ворбиса, но в то же время преклонялись перед ним. Причинять людям боль ради собственного удовольствия… это можно понять. Однако Ворбис причинял людям боль только потому, что так решил: боль причинить следует. В его поступках не было никаких чувств, наоборот, даже присутствовала некоторая доля суровой любви.

Кусьп по собственному опыту знал, что у человека, оказавшегося перед эксквизитором, напрочь отшибает всякое воображение, выдумать что-то в такой ситуации крайне сложно. Устройства, которые движутся сами по себе, — такого просто не может быть, и тем не менее на всякий случай он решил усилить охрану…