Александр Клыгин - Шурик - Повелитель травы

— Ну, вот вы и познакомились!

Шурик с Линдой, вместо того, чтобы пялиться на Гималайского, удивленно посмотрели друг на друга.

Беседа продолжалась в кабинете. Гюльчатай все же пришлось разбудить, чтобы она заварила утренний чай.

Гималайский потягивал белый чай, сидя за столом и внимательно разглядывая Шурика и Линду.

— Можно я начну? — спросил Шурик. — Я так понял, что вы, Свами, вызвали меня сюда для того, чтобы познакомить меня с Линдой?

— Угу, — кивнул Гималайский.

— И почему же было так необходимо познакомить нас с Шуриком? — спросила Линда.

— Ну, и молодежь пошла, — вздохнул Гималайский и отпил большой глоток чая. — Вы друг другу представились?

— Да, — хором кивнули Шурик и Линда.

— И ничего не поняли, — продолжил Гималайский. — Ладно, так и быть, буду объяснять. Александр Михайлович, познакомься, это Линда Эльдаровна.

— Очень приятно, Линда Эльдаровна, — кивнул Шурик. — Ну, Свами, и что это значит?

— Ну прямо все расшифровывать надо, — снова вздохнул Гималайский. — Вспоминай, драгоценный ты мой, кто такой был тот самый Эльдар.

По лицу Шурика стало ясно, что он, наконец, сообразил.

— Тот самый Эльдар? — спросил Шурик.

— Угу, — кивнул Гималайский.

— Что значит «тот самый»? — не поняла Линда. — Шурик, ты что, знал моего отца?

— Э-э-э, ну… лично — нет, — сказал Шурик. — Но, скажем так — мой папаша и твой папаша были хорошими друзьями.

— Это правда, — кивнул Гималайский, допивая чай.

— Невероятно! — воскликнула Линда. — Значит… если мой отец был магом, и если он знал твоего отца, значит, и твой отец был магом. Тогда… и ты тоже?..

— И я тоже, — улыбнулся Шурик. — И ты тоже, как я понимаю.

— Вы оба из одного теста сделаны, — рассмеялся Гималайский. — Итак, в эти дни я преподал Линде «курс молодой ведьмы». Ну, и Гюльчатай помогала. Но есть кое-какие вещи… короче, Шурик, кое-чему Линду можешь научить только ты.

— Это чему же? — удивился Шурик. — У меня ведь очень узкая специализация… Неужели?

И он удивленно уставился на Гималайского.

— Угу, — в десятый раз за утро прогудел Гималайский. — У Линды есть способности созерцателя. Конечно, не такие сильные, как у тебя, Шурик, но даже сильнее, чем, например, у Хамэрхэда, если ты понял.

— Я-то понял, — сказал Шурик. — Просто это так удивительно! Крайне редко бывает, чтобы два созерцателя встретились вот так… Нас же… один на десять миллионов, если не ошибаюсь.

— На сто миллионов, — кивнул Свами Гималайский. — Конечно, если не считать тех, чьи способности погибли в зародыше. Да и развить способности до приличного уровня удавалось не всем… Короче, по всей планете в лучшем случае человек пятьдесят созерцателей. Ну, и два десятка из них действительно сильные.

— Подождите, я ничего не понимаю! — воскликнула Линда.

— Это нормально! — воскликнул Шурик. — Помнится, когда я учился на созерцателя, я тоже ничего не понимал! А теперь понимаю даже меньше, чем тогда. Потому что это понять невозможно в принципе.

— Что, как тональ и нагваль у дона Хуана? — спросила Линда.

Шурик удивленно посмотрел на Линду, затем — на Гималайского и сказал:

— А девочка-то подготовленная!

— Вот именно, — согласился Гималайский. — С теорией у Линды полный порядок, но с практикой… Короче, Шурик, нужна бы хоть маленькая демонстрация. Для этого я тебя и вызвал.

— Во как, — пробормотал Шурик. — Демонстрация. Н-да. Мне бы надо с мыслями собраться. Вот так сразу… трудно.

— Чаю? — спросил Свами Гималайский, взявшись за чайник.

— Да, чай очень кстати, — кивнул Шурик.

Дворники «Шевроле» размазывали дождь по лобовому стеклу. Шурик сосредоточенно смотрел на дорогу, не отрывая рук от руля. Линда, получившая приказ сидеть тихо, делала все возможное, чтобы не нарушать этого приказа. И все же, когда они уже въехали в Москву и миновали метро «Речной вокзал», юная ведьма не выдержала:

— Странно, что такой дождь пошел. С утра ведь ясная погода была…

— Дождь мне нужен, — произнес Шурик сухим безжизненным тоном. — Я люблю дождь.

Тут Линда вообще позабыла все приказы, поддавшись основному человеческому инстинкту — любопытству.

— Хочешь сказать, что это ты нагнал дождь?! — воскликнула Линда.

— Угу, — кивнул Шурик. — Не волнуйся, дождь перестанет, когда мы въедем в центр. Мне нужна влажность и лужи.

— Лужи? — удивилась Линда.

— Каждый созерцатель выбирает в качестве опорной точки что-то свое, — улыбнулся Шурик. — Эль-Абдурахман любит рекламные щиты и нецензурные надписи на заборах. А я предпочитаю лужи. Конечно, это не значит, что я не могу включить мои способности в сухую солнечную погоду. Просто в дождь мне легче настроиться.

— На что настроиться? — спросила Линда.

— Сейчас увидишь, — улыбнулся Шурик. — А однажды ты и сама научишься настраиваться.

Шурик припарковался в центре. Дождь кончился. Они с Линдой вышли из машины и направились по одной из улиц в сторону Кремля, смешавшись со впитывающими новые впечатления туристами и спешащими по своим делам москвичами.

Шурик долго молчал. Наконец, спросил:

— Как бы получше продемонстрировать… Чего ты хочешь?

— Чего я хочу? — переспросила Линда.

— Любое желание, — кивнул Шурик. — По возможности, оригинальное, но не слишком сложное.

— Хочу… ванильно-апельсинового мороженого! — заявила Линда.

— Угу, — кивнул Шурик.

На перекрестке они резко свернули вправо — по инициативе Шурика. Затем — влево.

Линда заметила, что в ее восприятии мира начались какие-то нарушения.

Черный асфальт смешивался с серым мрамором под шелест офисных кондиционеров, казавшийся хитрым электронным сэмплом в наушниках реальности-матрицы. Скрип тормозов черного «Мерседеса» почему-то превратился в протяжную ноту саксофона, и Линде пришлось приложить усилие, чтобы убедить себя, что это на самом деле скрип тормозов…

Лужа в форме знака бесконечности сверкнула каким-то матовым блеском…

Линда резко обернулась на какой-то звук, и в ее восприятии застыл стоп-кадр: старая улица, серое небо, малочисленные прохожие на тротуарах и желтый «Феррари», пересекающий перекресток в ритме замедленной киносъемки…

Линда повернулась и прибавила шагу, чтобы не отстать от Шурика — и тут ее оглушил электронный плеск листьев тополя, растревоженных внезапным порывом цифрового ветра…

Затем яркое пятно магазинной вывески вытеснило из мира все, что было раньше…

Линда вдруг ощутила нечто вроде «дежа вю»: она была уверена, что когда-то, много лет назад, в далеком детстве, она шла по этой же улице и совершала те же самые движения, шаги, повороты головы… И тогда ее внимание точно так же застряло на этой самой вывеске, будто бы за этим красно-желтым образом скрывалось нечто такое, что давным-давно уже забыто, и, вместе с тем, что забытое «нечто» было в мире всегда и на самом деле мира не было, мир был всего лишь ширмой для этого «нечто». И «нечто» никак нельзя было не заметить, просто оно было таким очевидным, что на него никогда не обращаешь внимания.