Алексей Сергиенко - Охота на Буджума. Гении Английского сыска. Второй состав

Впрочем, подобное Соломоново решение имело и очевидный минус — как уже понял читатель, рассказать об нем я не имел никакой возможности. Холмс, несомненно, спас Лондон от Потрошителя. Хорошо бы еще узнать, от которого из двенадцати….

За столом, в начале длинного коридора, стенами которого были мощные кованные решетки сидел улыбающийся санитар Барни. Весельчак и балагур, душа компании, он пользовался искреннем уважением у своих подопечных, хотя бы тем, что не пытался самоутвердится за их счет.

— Добрый день мистер Ватсон. Привет Лейстрейд. Заглянули на огонек?

— Мы бы хотел побеседовать с пациентом из последней камеры.

Барни недоуменно посмотрел на меня, как бы спрашивая, почему он заслужил такой тон. Я же, хоть и был уверен, что слабым звеном, носившим записки Мориарти на волю, был кто угодно, но не Барни, решил вести себя официально, до окончания расследования, намекая, что я сейчас на службе Её Величества.

— Проходите. Плащи и трости можете оставить здесь. Не подходите близко к решетке, не просовывайте руки, и ради бога не кормите пациента — Чилтон настаивает на строгом соблюдении календарной диеты.

— Календарной диеты?

— Да. До особых распоряжений ему положена овсянка, чай и хлеб по четным числам. По нечетным из диеты исключается овсянка и чай.

— И как он это отреагировал?

— Похудел, сэр.

Поняв, что Барни принял предложенные правила игры, я поспешил вслед за Лейстрейдом. Длинный коридор аккуратно застелен зеленой ковровой дорожкой, и казалось тянулся целую милю. Камеры по бокам освещались газовыми рожками из коридора. Было время полуденного сна, и подопечные Чилтона лежали на койках, положив, согласно предписанию доктора, руки на одеяло.

Я посмотрел в конец коридора. Намекая на особую важность одного из пациентов, там весело вогнутое зеркало, позволяющее наблюдать за тем, что происходит в камере. Также был натянут шнурок, отмечающий безопасную зону и стоял стул. Конечно, Мориарти, никогда бы не опустился до того, чтоб лично наброситься на посетителя, но у Барни было свое видение этого вопроса. Он предпочитал исключать саму возможность подобной выходки, понимая что лучше предотвратить эксцесс, чем допустить происшествие, о котором будут жалеть Мориарти, и пострадавший посетитель.

Особенно посетитель. Мориарти, при всей своей худобе и общей ледящности был большим знатоком боевых искусств, и мог легко справиться с несколькими противниками. Помнится, при аресте, Майкрофт отдал приказ отправить для захвата самых толстых полисменов, наивно полагая, что они задавят Мориарти массой.

Увы и ах. Мориарти уклонился от сражения, банально выскользнув из неловких рук толстяков, а арестовывать его, пришлось Шерлоку и вашему покорному слуге. Мориарти дрался как мангуст, и только знание Холмсом правил Джиу-Джицу, позволило нам задержать Мориарти до прибытия Лейстрейда, который, недолго думая, ударил по затылку душащего Холмса Мориарти вырванным из забора дрыном. При задержании я сломал мизинец на ноге — кто бы мог предположить, что под одеждой Мориарти носит стальную кирасу, способную остановить пулю из пистолета.

Предаваясь воспоминаниям, я шел мимо бесконечного ряда камер. Остро пахло больницей — карболка, кислая капуста и пот, все вместе создавало устойчивый аромат человеческого безумия. Последняя камера была ярко освещена четырьмя рожками, и сильно отличалась от камер мимо которых я только что проходил. Белые, гладко оштукатуренные стены были неумело разукрашены цветными мелками. Казалось, что рисовал ребенок. Или взрослый, напрочь лишенный творческой жилки.

Трава, деревья. Вон то зеленое — вероятно вереск. В бесформенной коричневой массе, я скорее угадал, чем узнал яблоню, ветви которой ломились от ядовито оранжевых яблок. Ну, довольно ожидаемый от заключенного поступок — он нарисовал то, чего был лишен последние шесть лет — зеленые холмы Англии.

Стул, стол, заправленная с «кантиком» кровать. Блестящая никелированная параша, и рукомойник. Та самая простота, которая хуже воровства. Поскольку глазу было больше не за что зацепиться в этом царстве уныния, я смирился с неизбежным и посмотрел в глаза стоявшему посреди камеры, вытянув руки по швам, в унылой больничной пижаме темноволосому человеку.

Чуть выше среднего роста, худощавый той знаменитой худобой, которую невнимательный глаз легко примет за истощение, Мориарти заметно сдал за последнее время. Что, впрочем, почти не сказалась на его животном магнетизме. Невыразительное лицо, серые глаза, откровенно плохие зубы, но… от этого лица невозможно было отвести взгляд.

Мориарти спокойно встретил мой взгляд, чуть заметно улыбнулся улыбкой радушного хозяина.

— Садитесь, джентльмены. Тихим, хорошо поставленным голосом сказал заключенный.

Я машинально сел, чтобы через секунду вскочить. Не хватало еще чтоб мной командовал этот… этот… Постояв секунду я все же сел. Лейстрейд, стоявший сзади за стулом, положил руку мне на плечо совершенно Холмсовским жестом. Я глубоко вздохнул. Надо признать, что в первом раунде нашей беседы победа осталась за Мориарти.

— Ватсон, нельзя сказать что я удивлен, увидев вас здесь. Именно Вас.

— Ради бога, Мориарти, мне эта беседа не доставляет никакого удовольствия. Назовите ваши условия.

— Напрасно, друг мой напрасно. Что делает хорошего врача образцовым? Умение посмотреть на мир глазами пациента, умение понять, что чувствует..

— Что вы хотите этим сказать?

— Что нужно понимать желание собеседника, Ватсон.

— Но тебя никогда не выпустят на свободу, это же очевидно.

— А что такое свобода, Ватсон? Здесь мой дух свободен от суеты и соблазнов жизни.

— Тогда… ты… ты…

— Ватсон… Ватсон… Волею судьбы, мы оказались по разные стороны барьера. Это было сделано, для безопасности страны, сказали мне. Но как, я могу нарушить безопасность, находясь здесь? Я бы хотел получать научные журналы. Иметь библиотеку. И, я…. Хотел бы увидеть солнце. Ты можешь мне в этом помочь?

Запрет на получение информации, был одним из запретов, на соблюдении которых, так настаивал Холмс. С другой, стороны, ну что плохого, мог сделать Мориарти, просто читая научные журналы? Выйти на свободу, ему удастся никогда. Так, что все его знания, будут похоронены вместе с ним. В этом угрюмом склепе. На веки вечные.

— Пожалуй, я мог бы ходатайствовать, перед больничным советом…

Не слова не говоря, Мориарти, сделал шаг вперед, к самой решетке.

— Холмс пропал, а ты будешь ходатайствовать?

— Но, я же не могу, приказать… Меня просто не послушают….

Мориарти, спокойно стоял, улыбаясь своей фирменной, исчезающей полуулыбкой. Он всегда, умел держать паузу. Чтож, в этом ему не откажешь. Холмс, как-то, прямо запретил мне заключать, сделки с преступниками. Но, но… Холмса, тут не было.