Терри Пратчетт - Роковая музыка

Повернул голову и увидел на фоне телеги лицо Сьюзен.

— Что?… — пробормотал он, не находя от удивления слов.

Он разжал пальцы одной руки и неловко сбросил с плеча ремень гитары. Струны взвыли, когда он схватил инструмент за гриф и швырнул в темноту.

Но в этот самый момент пальцы его другой руки соскользнули с холодного колеса, и Бадди полетел в пропасть.

Стремительно мелькнуло белое пятно, и он тяжело плюхнулся на что-то бархатное, пахнувшее лошадиным потом.

Сьюзен поддержала его свободной рукой и направила Бинки сквозь мокрый снег вверх.

Лошадь опустилась обратно на дорогу. Бадди плюхнулся в грязь и приподнялся на локтях.

— Ты?

— Я, — ответила Сьюзен.

Она достала из чехла косу. Лезвие мгновенно ожило. Снежинки падали на него и разделялись на половинки, даже не замедляя скорости падения.

— Может, займемся твоими друзьями?

В воздухе чувствовалось напряжение, словно весь мир сконцентрировал свое внимание в одной точке. Смерть посмотрел в будущее.

— ПРОКЛЯТЬЕ.

Машина разваливалась. Библиотекарь сделал все, что мог, но кости и дерево не могли выдержать такого напряжения. Перья и бусинки улетали прочь и, дымясь, падали на дорогу. Когда машина почти в горизонтальном положении вписалась в поворот, колесо распрощалось с осью и запрыгало по земле, роняя спицы.

Впрочем, это не имело особого значения. Место потерянных деталей занимало нечто похожее на душу.

Если взять блестящую машину и направить на нее свет, чтобы появились отражения и блики, а потом убрать машину, но оставить свет…

Оставался только лошадиный череп. Только он и дымящееся заднее колесо, бешено вращающееся в вилке из мерцающего света.

Это нечто промчалось мимо Достабля. Лошадь встала на дыбы, сбросила седока в канаву и рванула прочь.

Смерть привык двигаться быстро. Теоретически он был везде. Самый быстрый способ передвижения — это уже находиться там, где нужно.

Но он никогда не двигался так быстро и одновременно так медленно. На крутых поворотах его колено проносилось всего в нескольких дюймах от земли.

Телега снова качнулась. Теперь и Утес смотрел в темную пропасть.

Кто-то коснулся его плеча.

— ХВАТАЙСЯ, ТОЛЬКО НЕ ПРИКАСАЙСЯ К ЛЕЗВИЮ!

Над ними склонился Бадди.

— Золто, если ты отпустишь сумку, я тебя…

— И не подумаю!

— На саване нет карманов, Золто.

— Значит, у тебя плохой портной.

В итоге Бадди нащупал чью-то свободную ногу и потянул. Один за другим музыканты выбрались на дорогу. И уставились на Сьюзен.

— Белая лошадь, — сказал Асфальт. — Черная мантия. Коса. Гм.

— Вы ее тоже видите? — удивился Бадди.

— И надеюсь, нам об этом не придется жалеть, — пробормотал Утес.

Сьюзен подняла жизнеизмеритель и критическим взглядом посмотрела на песок внутри.

— Полагаю, договариваться о чем-либо уже поздно? — спросил Золто.

— Я просто смотрю, живы вы или нет, — пояснила Сьюзен.

— Я лично, кажется, жив, — сказал Золто.

— Надежда умирает последней.

Услышав громкий треск, все обернулись. Телега наконец соскользнула в пропасть. На полпути она задела за каменный выступ, а потом рухнула на далекое дно ущелья, рассыпавшись на части. Вспыхнуло вытекшее из каретных фонарей масло, раздался взрыв, и из клубов едкого дыма выкатилось горящее колесо.

— Мы могли бы быть в этой телеге, — покачал головой Утес.

— Думаешь, сейчас мы в лучшем положении? — спросил Золто.

— Конечно. Мы ведь не погибли в горящих обломках.

— Да, но у этой вот девушки несколько… оккультный вид.

— Я не против. Всегда предпочитал оккультное хорошо прожаренному.

Бадди повернулся к Сьюзен.

— Кажется… я все поняла, — сказала она. — Музыка… исказила историю. В нашей истории ее быть не должно. Ты не помнишь, откуда она взялась?

— Из лавки в Анк-Морпорке, — ответил Утес.

— Из таинственной древней лавки?

— Не более таинственной, чем все в этом городе. Там…

— А вы еще раз заходили в нее? Она была на том же месте? На том же самом?

— Да, — сказал Утес.

— Нет, — сказал Золто.

— И там было много интересных товаров, о которых вам хотелось узнать побольше?

— Да! — воскликнули Золто и Утес одновременно.

— Ага, — кивнула Сьюзен. — Значит, эта лавка все-таки была из тех самых.

— Я сразу сказал, какая-то она странная! — воскликнул Золто. — Разве я вам не говорил? Так прямо и сказал. Жуткая лавчонка, всякие иллюминаты от таких просто без ума…

— Иллюминаты — это такие светлячки? — уточнил Асфальт.

Утес поднял ладонь.

— Снег прекратился, — заметил он.

— Я бросил эту штуку в пропасть, — сказал Бадди. — Она… она мне больше не нужна. Наверное, она разбилась.

— Вряд ли, — откликнулась Сьюзен. — Все не так…

— Эти облака… тоже понравились бы иллюминатам, — сообщил Золто, посмотрев на небо.

— А что в них такого привлекательного для светлячков? — не понял Асфальт.

И тут они почувствовали…. словно стены, окружавшие мир, исчезли. Воздух загудел от напряжения.

— Ну, что теперь? — спросил Асфальт, когда все инстинктивно прижались друг к другу.

— Это ты нам скажи, — огрызнулся Золто. — Ты же везде был, все видел.

Воздух озарился белым светом.

А потом воздух стал самим светом, белым, как лунный, и мощным, как солнечный. И появился звук, похожий на рев миллионов голосов.

И все они сказали:

«Позвольте представиться. Я — музыка».

Губошлеп зажег фонари.

— Да шевелись ты! — закричал господин Клеть. — Нужно поймать их. Хат. Хат. Хат.

— Зачем? Они ж и сами уехали… — проворчал Губошлеп, садясь в телегу. Господин Клеть моментально огрел хлыстом лошадей. — Ну, то есть они покинули город. А это главное.

— Нет! Ты же их видел! Они… душа всех наших бед. Мы не можем позволить им уйти!

Губошлеп отвел взгляд. Ему в голову в который уже раз пришла мысль, что оркестр разумности, дирижирует которым господин Клеть, играет далеко не в полном составе и что сам господин Клеть относится к категории людей, взращивающих свое безумие на почве полного хладнокровия и логики. Сам Губошлеп, несмотря на то что не испытывал особого отвращения к исполнению фокстрота на пальцах или фанданго на головах, никого не убивал — по крайней мере, умышленно. Он подозревал, что где-то внутри его все-таки есть душа, пусть с дырами и рваными краями, и лелеял надежду, что настанет день, когда бог Рег подыщет ему теплое местечко в своем небесном ансамбле. А вот убийце получить такое место будет значительно труднее. Убийцы выше альта не поднимаются.

— Может, отпустим их с миром? — предложил Губошлеп. — Они уже не вернутся…

— Заткнись!

— Но какой смысл…

Лошади встали на дыбы. Телега закачалась. Что-то пронеслось мимо нее и скрылось в темноте, оставив за собой полоску синего огня, который померцал немного и погас.