Александр Шепиловский - На острие луча

— Ой! — книжка ее упала на пол и приняла форму домика.

— Здравствуйте, — сказал я.

— 3-здравствуйте.

— Я из цирка. Абашмран-аби-Баран у себя? — спросил я первое, что пришло на ум.

— У себя, — машинально ответила девушка.

— Благодарствую, — скороговоркой выпалил я и придерживая рукой набедренную повязку, шлепая босыми ногами, словно подгоняемый сворой собак, взвился наверх. Все сложилось удачно: навстречу никто не попался, чердачная дверь была с выдернутой задвижкой, на которой болтался новый казенный замок. Но долго мне бродить по пыльному чердаку не пришлось. Я находился у дальнего слухового окошка, когда позвякивая связкой гаек со сгонами и газовыми ключами в мое обширное убежище вошло трое рабочих в вымазанных суриком спецовках и женщина в черном халате. Я туда-сюда, ну хоть на крышу лезь. Я бы, наверное, так и сделал, если бы не увидел на огромном баке круглый люк с откинутой крышкой. Размышлять было некогда и с задней стороны, ящерицей шмыгнув в люк, я очутился в баке, по пояс в вонючей, ржавой воде. Чуть ниже уровня глаз в стенке были просверлены отверстия и я прильнул к ним. Рабочие приближались. Женщина растолковывала им, что нужно делать.

— Эти вентили совсем не держат. Эта труба, видно, засорилась, а эти две протекают, надо перебирать.

— Ясно, — сказал пожилой слесарь в тюбетейке и сразу же распорядился: — Разбери вентиль и проверь клапан. А ты, Рябчик, загляни в бак. Узнай, есть ли в нем вода и сколько?

Женщина ушла.

Брякая спичками, Рябчик пошел узнавать. Я заметался. Выхода не было, и мне пришлось погрузиться с головой в эту протухшую, мутную воду. Запас воздуха в легких уже кончился. Смотрит Рябчик или нет? Когда мне стало совсем невмоготу, я высунул голову. Никого не было. По воде плавали три сожженные спички.

Я приподнялся и прильнул к отверстиям.

— Подождем, пока вода сойдет, — сказал пожилой слесарь, усаживаясь на трубу.

Вода постепенно убывала.

— А теперь послушайте, — сказал Рябчик, — что вчера со мной произошло.

Я слушать не стал, пригладил ладонью волосы и задумался. Снаружи хохотали. Вода ушла вся. Я присел на корточки, прислонившись к стенке. Голос пожилого заставил меня вскочить.

— Глянь, Рябчик, вся ли вода ушла?

Прятаться было некуда. Я уже хотел вылезть сам, когда слесарь остановил Рябчика.

— Вода в трубе перестала журчать, значит нет ее.

— Нажмем, ребята! — сказал пожилой.

Ребята нажали и часа через полтора, закончив работу, покинули чердак. Вслед за ними, озираясь по сторонам, мокрый, грязный вылез и я. Долго слонялся из угла в угол, досадуя на то, что так глупо расходую дорогое время. Уже солнце зашло, уже стемнело, а мне все еще было рано выходить. Лишь где-то в третьем часу ночи, когда последние гуляющие отошли ко сну, я осмелился спуститься вниз. Глянул на улицу — ни души! Зловеще светили фонари.

Может, в ту ночь кто и видел, как по городу во весь опор мчалось настоящее косматое привидение.

Квинт, конечно, не спал. Помня старый наказ никогда не пускаться на поиски, он ждал меня, и радости его не было предела. Он так старался помочь мне умыться, покушать и отдохнуть, что мне пришлось прогнать его спать. Однако, не вытерпев, он выглянул из спальни:

— А письмо я все-таки отправил.

— Что же ты написал?

— Скажу дословно: «Люди! Человечество! Пишет вам лучший и преданный друг, восставший из глубоких веков. Читайте и радуйтесь! Ваших извечных врагов, надоедливых насекомых клопов и мух на свете больше не существует. Не изводите напрасно бумагу и краски на брошюры и плакаты, не изготовляйте химикаты. Берегите время! Займитесь другим полезным делом!»

Я рассмеялся!

— Кому письмо адресовал?

— Известно кому. Что за вопрос? Всем людям. Я так и написал на конверте. Почему смеешься?

— Письмо лежит сейчас в мусорном ящике. Его вскрыл первый же почтовый работник и, посмеявшись, выбросил. Да ты не отчаивайся. Когда-нибудь все выяснится, и люди оценят наш труд.

Скафандры в основном были готовы. И самое главное, вся теоретическая сторона полета разработана.

Никак я не мог додуматься, как сделать из фотонита шлемы. Идею неожиданно подал Квинт:

— Их надо сделать, Фил, ртом. Помнишь, мы выдували колбы стеклянные? Обжегся-то я. Вот и взять его, этот фотонит, расплавить да и выдуть.

Как просто! Что за человек я! Обязательно на пустяке застряну. Но Квинт меня порадовал, наконец-то стал самостоятельно мыслить.

При введении в плазму повышенной плотности фотонита, последний расплавился и стал прозрачной с чуть желтоватым отливом вязкой жидкостью — жидким светом. Теперь любой захудалый стеклодув мог выдуть из него хоть елочные игрушки.

Трубочку для выдувания взяли жестяную, а чтобы она не расплавилась, изолировали ее ядронитом.

— Возлагаю на себя обязанности главного стеклодува, — безапелляционно заявил Квинт и закатал рукава.

— Справишься?

— Я-то? Фараон-то?

Два шлема Квинт испортил. Первый получился гантелей, второй — дыней. Я хотел освободить его от обязанностей, но он жалостно взмолился:

— Третья попытка будет удачной. У меня громадный опыт накопился.

На этот раз шлем получился на славу. Учитывая, что в путешествии, возможно, придется посетить другие планеты, где можно столкнуться с непредвиденными опасностями, мы сделали ажурный, переплетенный из тонких прутиков фотонита каркас с шарнирами в местах сгиба локтей, коленок, поясницы и пальцев рук. На каркас натянули сам скафандр и обеспечили себе на будущее полную безопасность. Нас никто и ничто не могло раздавить. Усовершенствованное радио обеспечивало надежную связь, а выдыхаемый воздух проходил химическую обработку в поясных батареях и был вновь пригоден для дыхания. Никаких там баллончиков и прочих атрибутов.

В надежности скафандров мы не сомневались, но для очистки совести их следовало бы испытать. И удобны ли они? Фактор немаловажный. Новые ботинки примеришь, тоже вроде бы не жмут, а пройдешься в них, и мозоли готовы. Поэтому мы решили облачиться в скафандры и весь день провести в них: полежать, посидеть, походить, побегать, убедиться, практичны ли они. Совершим загородную прогулку. Небольшой поход нам не повредит.

Несмотря на сильный дождь, взяв флягу воды и немножко продуктов, мы вышли из дому.

Прохожие, все с зонтами и в плащах, оглядывались на нас, беззастенчиво разглядывали в упор. Дождь усилился, а наши «обнаженные» головы, защищенные невидимыми шлемами, были сухими. А может людей больше привлекали черные, как тени, костюмы-скафандры. До нас не долетал ни единый звук. Это плохо. «Доработать», — отметил я.