Сергей Костин - Легион Безголовый

— Может быть, еще раз? — Машка такая ненасытная.

— Третий раз за год? Я не выдержу.

— Но это было прекрасно.

Не могу не согласиться.

“Ту” трясется и заваливается на правое крыло. Бросаем капитана Угробова, топчемся по нему, торопясь к иллюминаторам.

В условиях стопроцентной видимости замечаем — на аэродроме возникает нездоровый ажиотаж. Милиция плотным кольцом окружает как само здание вокзала, так и взлетно-посадочные полосы. Огораживают все новомодными желтыми лентами, не пропуская внутрь периметра журналистов и телевизионщиков. Отчетливо видно, как несколько человек из обслуживающего персонала на площадке перед зданием вокзала красной краской рисуют здоровенный круг. Для чего, нам с Машкой непонятно. Следующий заход. Из вокзала появляется группа людей в милицейских мундирах. Во главе, с шашкой наперевес, марширует генерал. Следом за ним накачанные сержанты ведут под руки знакомого по автобусной остановке пацана. Специально выделенный полковник, охраняемый и дублируемый со всех сторон, на вытянутых руках несет бумажный самолетик. Спотыкается, чуть не падает, но вовремя группируется и валится на спину, спасая модель. Наш самолет, страдая от неосторожных действий полковника, делает тройную бочку и уходит с диким креном на следующий круг, чем полностью подтверждает теорию о таинственной связи бумажной модели и деревянного оригинала.

— Потерпи, Лесик, немного осталось.

— Пацану уши оборвать обязательно.

Мы с Баобабовой совершенно спокойны. Только слегка взволнованы, взвинчены и где-то даже обозлены. Такого в славном отделе “Пи” еще не было, чтобы желторотый пацан заставил нас почти сутки томиться в деревянном летающем ящике.

— Заходим на очередной круг, — предупреждаю я, закрепляясь в кресле, насколько это возможно.

Генерал и сопровождающие его лица размещаются в красном круге. Краска еще не высохла, и генерал ругается, с трудом отдирая хромовые сапоги °т свежевыкрашенного бетона. Полковник с самолетиком стоит на месте, задрав руку к небу. Ветер треплет бумажный самолет, а встречные резкие порывы воздушных масс швыряют нас из стороны в сторону. Все скрипит, трещит и немного ломается.

Генерал, плюнув на сапоги, отбирает у полковника модель и принимает командование воздушным судном в свои крепкие генеральские руки. Скорость полета замедляется, “Тушка” замирает на месте, практически превращаясь в дирижабль. Видно, как генерал широко распахивает рот.

— Приказывает освободить посадочную площадь, — читает по губам Машка.

Генерал, успокаивающе помахивая нам свободной рукой, легко бежит по посадочной полосе, руля зажатым в другой руке самолетиком. Следом за ним спешат специалисты посадочного ремесла. Два десятка пилотов, с десяток инженеров и два сержанта, волокущие на плечах довольного пацана. До генерала далеко, но мы с Машкой отчетливо представляем, как урчит он сейчас, изображая рев турбин. Как приказывает грубым голосом пристегнуть ремни и ни в коем случае не курить.

— Брошу. Вот как только приземлимся, обязательно брошу, — обещает Баобабова.

Генерал замедляет бег и спускает самолетик все ближе и ближе к бетону. Практически ползет на карачках, лишь бы мы живы остались. И модель не пострадала.

Наш “Ту”, совершив последний круг над панорамой аэродрома, заходит на посадку. Все ближе земля, все неприятнее ощущения.

Генерал впереди по курсу. Поворачивается к нам, кричит, и даже я понимаю, чего это он рот генеральский разевает. Трясти, говорит, сейчас будет сильно. Но, говорит, вы не волнуйтесь. Посажу, говорит, как самого себя. Пусть трясет. Лишь бы благополучно.

Баобабова не доверяет генералу. Втискивается в кресло, привязывает себя к спинке гирляндами, насильно усаживает меня к себе на колени и обхватывает руками. Я не дергаюсь. Машкины руки лучше всяких ремней безопасности. Конечно, негоже молодым лейтенантам на коленях у прапорщиков находиться, но кто с этим разбираться будет при экстремальной посадке.

Земля все ближе. Можно даже сказать, не земля, а жесткий бетон.

За спиной слышен оглушительный треск. Это отваливаются от неимоверных перегрузок части “Ту-104”. Мне самому неудобно наблюдать за творящимися сзади безобразиями, так что приходится доверять словам Баобабовой:

— Крыло. Еще крыло. Хвост. Правый борт. Левый борт. Днище, ой, мама! Крыша, ой, капитан Угробов!

В лицо врезается ветер. Это не выдерживает нос “Ту”. В щепки! Нас окутывает облако опилок, мусора и строительного хлама. И теперь мы — самостоятельная летная единица, жизнь которой зависит только от умелых действий генерала.

Под армейскими ботинками Баобабовой неприятно шаркает бетонное покрытие. Даже бешеная скорость и сильный ветер не успевают уносить запах паленой кожи. Баобабова рычит, стискивая меня так, что трещат ребра. Противный визг стирающегося до основания кресла не вселяет надежды. А вдруг дерево не выдержит? Чем тормозить станем? Или Баобабовой придется в клинику ложиться и делать операцию по пересадке кожи, как мне, когда я летающую тарелку взорвал.

С каждым мгновением наша “двойка” теряет скорость. Уже видны полковники, выстроившиеся широкой цепочкой. Сцепившись за руки, изображают тормозную сеть. Как же! Если сами не остановимся, пропустят мимо без зазрения совести. И на генерала не посмотрят, который сейчас на бетоне живот пачкает, стараясь возможно более мягко приземлить кресло первого пилота. И нас с Машкой, разумеется.

На приблизительной скорости более сорока километров в час по посадочной полосе Баобабова с силой втискивает пятки армейских ботинок в бетон и приводит в действие запасные тормоза. Наукой доказано, что самые лучшие тормозные колодки для отечественных автомобилей изготавливаются из каблуков армейских ботинок. Не прекращая, валит удушливый дым. Завывают сирены пожарных машин, почуявших поле деятельности. Скорость падает неимоверно. Уже поднимается с колен генерал, уже можно без всякой опаски для здоровья разбиться. Но командирское кресло выдерживает. Последняя фанерка, оставшаяся под Баобабовой, дымит, но в относительной целости останавливается в метре от генерала.

Приехали. Отстегните ремни и ломитесь к выходу. Погода превосходная, а у вокзала ждет автобус, который доставит вас к городским историческим местам.

Первым очухивается арестованный пацан. Вырывается из рук заторможенных сержантов, подбегает к нам и пытается вытащить из-под Баобабовой кусок фанерки со следами интенсивного торможения.

— Дяденька!.. Тетенька!.. Да как же это? А где же это? Вот такой! Крылатый! Слома-а-али!!!

Пацаненок в истерике шлепается на бетон и колотит его ногами. Он бы лучше лупил пятками генерала, который не научился нормально сажать самолеты.