Сергей Боровский - Уроки английского

А вечером мы всем лагерем поехали в Олот. Власти города решили порадовать своих жителей и на главной площади города установили большой экран, чтобы продемонстрировать документальный фильм об ирландской группе «U2», бывшей в те годы настоящим музыкальным откровением Европы. Зрители уселись прямо на асфальт в своих белых штанах, что было для нас полной дикостью. Но, видя, что никто не испачкался, мы осмелели до того, что легли тоже, сохраняя белизну своих рубашек. Сам фильм поразил нас куда меньше, чем чистота тротуара.

Наступил последний день лагеря. Никто ничего не делал, и даже приёмы пищи были пущены на самотек. Кто-то спал, кто-то просто слонялся без дела. Химун барабанил, мы же, вместе с Лицой, Федерикой, Анитой и Вирпи, расположились в тени чердака, опустевшем после нашествия скорпионов, и пили виски, любезно предоставленный Анитой. Легкая грусть висела в воздухе — мы понимали, что вряд ли когда-либо увидимся снова. Лица предложила провести очередное заседание «русского клуба», но энтузиазма это ни в ком не нашло.

— Слушай, — с детской непосредственностью спросил я, — а как будет по-гречески «я люблю тебя»?

Лица подозрительно посмотрела на меня, но, не увидев подвоха, расслабилась и произнесла:

— Муа ресес.

Я записал услышанное русскими буквами к себе в блокнотик, не забыв поставить ударение.

— А по-австрийски?

— По-немецки, — поправила меня Анита. — Австрийского языка в природе не существует. Их либе дих.

Я записал и это.

— Ти амо, — сказала Федерика, не дожидаясь приглашения.

Все посмотрели на Вирпи, и она, помедлив, добавила:

— Миина ррраканстансинуа*.

Шура только и смог выдохнуть по-русски:

— Ну, вы, батенька, наглец.

Он просто завидовал, что мне признались в любви сразу четыре женщины. Да ещё каких! В знак благодарности мы научили девушек русскому варианту. В устах Лицы это прозвучало примерно так:

— Крашаветс мущщина. Я лублу тебиа.

На первую часть фразы она напросилась сама — мало ли, где пригодится.

В этот момент нас позвали пить «шампанское». Вся компания расположилась на свежем воздухе у накрытого стола. Естественно, на нем лежала всё та же несъедобная фигня. Шампанское тоже оказалось «вегетарианским», что нас уже совсем не удивило. По сути это был сильногазированный виноградный сок из концентрата. И тут Шура признался мне в том, что всё это время в его сумке лежала банка тушёнки, и предложил по-тихому смыться от праздничного угощения и перекусить по-настоящему. И он ещё спрашивал моего согласия!

Дождавшись удобного случая, мы незаметно покинули «попойку», отправившись в горы любимой «тропой сенокоса». С такими торжественными лицами люди могут улетать к далеким звёздам или получать правительственные награды. Мы же шли в лес, чтобы, укрывшись от любопытных глаз вездесущих антропософов, съесть банку тушёнки, навеки осквернив мясными запахами вегетарианские окрестности. За нами, было, увязалась стая собак и кошек, черт знает как унюхавших поживу, но мы бросили им огрызок груши и они ускакали за ним наперегонки.

Открыв банку перочинным ножом, мы стали медленно есть её содержимое, тщательно разжевывая каждый кусочек и прислушиваясь к реакции организма. Вели себя во время трапезы достойно, словно перед нами лежал косяк конопли, а не варёная с лавровым листом говядина. Не чавкали и локтями не толкались. Примерно на половине банки Шура вдруг отложил ложку и сказал, что сыт, растрогав меня до глубины души. Я принялся его уговаривать съесть ещё ложечку, мысленно надеясь на отказ, как вдруг почувствовал, что тоже наелся. Невероятно! Две недели в вегетарианском режиме сжали наши желудки до размера детского кулачка. По возвращении на Родину нам предстояла долгая и кропотливая обратная работа.

Мы с болью в сердце вывалили остатки консервы на землю, резонно полагая, что бедным животным оно всё равно не принесет счастья. Пустую банку зашвырнули в заросли ежевики и вернулись к зАмку, где компания продолжала восхищаться небывалыми свойствами виноградного суррогата.

По мере приближения вечера компания стала разъезжаться по домам. Уехали наши девчонки, грудастая Эстер и ещё целая куча народу. Одних Августо отвозил на джипе до автостанции, за другими кто-то приезжал на машине, у третьих в распоряжении имелся личный транспорт. Многие посчитали своим долгом предложить нам услуги извозчиков, но мы с достоинством отказывались, ссылаясь на любезность Анны. Последним это сделал прозрачный Ким, но мы оказались глухи как к нему, так и к внутреннему голосу. Наконец, когда из гостей в лагере остался только Химун, и мы уже начали волноваться, приехал Анин папа. Взглядом опытного свёкра он пробежал по нашим исхудавшим фигурам и начал долгую воспитательную беседу с дочерью по-каталонски. Мы сразу почуяли что-то неладное, но в ответ на наши законные вопросы Анна только улыбалась и отшучивалась.

В конце концов, мы все-таки погрузились в их драндулет и доехали до Олота, где папа притормозил у автостанции, а мило улыбающаяся одним глазом Анна поведала нам душераздирающую историю о маломощном двигателе и разбитой подвеске их Боливара. «Одна побелка, купорос», — угадывались в её голосе знакомые интонации. Я слушал её и мысленно разрабатывал план, как мы пригласим её в наш международный лагерь в Сибири с ответным визитом, как напоим её паленой водкой, разденем до самой повязки на глазу и бросим на съедение комарам.

Мы остались на автостанции одни. Сверив наши финансы, купили два билета на автобус до Жироны и уже через час слонялись по тамошнему вокзалу, ожидая электричку до Барсы. Звякнули Жуану по телефону, и он обещал нас встретить у «змеиного бара». Чтобы зря не тратить мелочь, с бешеной скоростью исчезающей в щели автомата, я не стал уточнять, почему не у «волчьего». Электричка скоро подошла, и мы погрузились в неё, спросив у разных граждан (для верности), что это именно тот поезд, который нам нужен.

Путешествие наше неумолимо приближалось к концу, но только не приключения. К нам вдруг подрулила приветливая тётка в униформе и попросила предъявить билеты, после чего сразу принялась без остановки тараторить по-своему и размахивать нашими квитками в воздухе. Я потребовал англоговорящего адвоката, и она на секунду осеклась, но тут же среди пассажиров нашелся доброволец-переводчик, и нам стало ясно, что в очередной раз мы попали на бабки — поезд шёл и вправду до Барселоны, но являлся экспрессом и поэтому стоил дороже. Тетка требовала денег, много и сразу, в противном случае грозилась рвануть стоп-кран, высадить нас, вызвать полицию, наших родителей и русского консула. Суровый страж порядка нарисовался сзади неё. Мы выгребли наши кошельки и всю мелочь из карманов. То ли денег оказалось достаточно, то ли милосердие одержало верх, но она отстала от нас и пошла дальше по вагону. Больше нас никто не трогал, но мы вздрагивали от каждого взгляда в нашу сторону.