Роман Артемьев - Толстый демон. Часть 4. Это есть наш последний и решительный

Ровно до той поры, пока оно не вылетело вперед и, мелко помахивая рваными черными крыльями, не опустилось прямо перед его коленопреклоненной фигурой. Марио невольно отшатнулся, но его тут же настигла спасительная мысль: «Чистилище! Меня будут судить». И действительно — ангел встал с правой стороны от него, глядя с тревогой и тихонько положив руку на плечо. Бес стоял слева, скаля зубы в довольной усмешке. Заговорили они одновременно:

— Ну, наконец-то очнулся!

— Здоров ты лежать, братан!

— Мы так волновались!

— Ты как, очухался?!

— Чего молчишь?

— Да, говори — трава правильная была?

— Хорошо торкнуло?

— Стоит брать?

— Давай, колись, пацаны спрашивают!

Марио в ужасе схватился руками за голову, его сознание помутилось…

Рамиааль всегда считал, что сочетание магии иллюзий, сильных эмоций и всяких чудесных порошков способно разрушить любую ментальную блокаду. И действительность соответствовала его ожиданиями — пойманные им человеческие маги после соответствующих процедур с радостью выдавали секреты, невзирая на всякие Нерушимые Клятвы, Зарочные Кресты, ментальные блокады и прочие придумки. Со слугами дханна было сложнее, но в целом, теория тоже подтверждалась.

Шурик вздохнул, отбросил мысли о дорогом старшем родиче, во времена оны казавшемся ему объектом для подражания и жизненным гуру, и сосредоточился на разговоре с монахом. Тот, к слову сказать, все еще любовался на содержимое сумки.

— За моим братаном Рамиаалем следили пятеро каких-то чужаков, — церковники после допроса все узнают, так чего скрывать. — Мы их решили поймать, но взять всех живыми не получилось. Да и зачем нам пятеро? Одного для допроса вполне достаточно.

— Вполне разумное рассуждение.

Сарказма Шурик не заметил и продолжал, как ни в чем не бывало.

— В общем, кузен им чем-то напакостил, и они обиделись. Я-то сначала думал, у них ко мне претензии… Они одну дуреху искали, которую я спрятал. Ладно, не о том речь. Так вот, расспросили мы этого типа, вытянули все, что знает, и решили кончать. Но тут моя принятая стала нести какой-то бред насчет «людей убивать нельзя» и не дала довести дело до логического конца. Кстати, ты не знаешь хорошего средства от женских истерик?

— Стакан.

Дханн прикинул свои возможности и решил, что безопаснее сдаться сразу. Крепкий алкоголь Алла не пьет, а заливать в нее силой боязно. Да и потом — если она трезвая такая, то чего от нее пьяной ждать?

— В общем, это ваше христианское милосердие — штука серьезная, противостоять ей сложно. Раз так, то сам и разбирайся с последствиями.

— Почему сразу я?! — возмутился Мозг.

— Так других монахов я не знаю, — логично пояснил Шурик, — а дарить подарки организации мне совесть не велит. И то, что ты в это время в Москве оказался — это перст судьбы и знак господень. Зачем приехал-то?

Монах находился слегка не в своей тарелке и потому ответил честно:

— С руководством пообщаться. Хочу православную рок-группу организовать, благословление нужно.

— Напрасно надеешься, — со скепсисом покачал головой демон. — Но с реализацией идеи готов помочь.

— Упаси Боже! — с чувством отказался Мозг. — Сегодня ты мне уже помог. Просто слов нет, как помог…

Девяносто процентов женщин подсознательно твердо уверены, что, если как следует поплакать и закатить истерику, то два плюс два станет равно пяти. Алла была настоящей женщиной.

После допроса пленников, так изящно проведенного Рамиаалем, использовать обоих вражеских магов для обмена или получения выкупа не представлялось возможным. По причине превращения указанных магов из полноценных личностей в нечто, описываемое терминами «растение» или «вещь». А чего вы хотели от демона? Что он со смертными цацкаться станет? Шурик не слишком заинтересовался полученными сведениями, дела кузена касались его постольку-постольку. Ему достало нескольких фраз для составления отчета старшим родичам, в котором он «перевел стрелки» на Рамиааля и со спокойной душой собрался домой. Однако возникла проблема.

Формально пленники принадлежали ему, Ассомбаэлю. И решение об их судьбе предстояло принять тоже ему.

К сожалению, от первоначального плана — свернуть шею и прикопать в канавке — пришлось отказаться. Помешала Алла. Стоило Шурику озвучить свои намерения, как женщина заволновалась, принялась заламывать руки и выступила с пылкой речью, смысл которой сводился к тому, что людей убивать нельзя. Аргументы, приведенные в доказательство ее позиции, присутствовавших демонов не впечатлили, о чем оба и сообщили в присущей им манере. То есть Рамиааль вежливо улыбнулся, словно услышал умилительный детский лепет, а Шурик просто покрутил пальцем у виска. Тогда принятая сменила тактику. Действовать в привычной командно-указующей манере мешало наличие рядом симпатичного старшего дханна, поэтому Алла принялась стонать, изображать из себя страдающую от тягот мира ангелицу и минут за двадцать так довела своего принявшего, что тот был готов на любые жертвы, лишь бы она выть перестала. Таким образом, два дебила с выжженными мозгами остались живы, вместо того, чтобы тихо-мирно лежать где-нибудь в болоте. Но девать-то их куда-то надо — не при себе же держать?

Предложение поместить магов в больницу отвергли по соображениям безопасности. Правда, одного удалось успешно сбагрить Мозгу, но куда пристроить второго, Шурик понятия не имел. Точнее говоря, имел, только с принятой объясняться не хотелось. Выслушивать ее предложения… За последние два года парень повзрослел, поумнел, и твердо усвоил, что женская логика оставляет слишком глубокие шрамы на мужской психике.

Кроме того — не пропадать же добру?

Шурик прежде опасался приниматься за изучение областей знания, связанных с психикой разумных. У него простейший гипноз толком не выходил, чего уж говорить о более сложных (и способных принести большую пользу) методах работы с сознанием. Теперь ему выпал шанс в тихой, безопасной обстановке провести ряд экспериментов, не опасаясь возможных неприятных последствий. Чем он и занялся по возвращению в ставший родным флигелек. Никаких угрызений совести дханн не испытывал — его мораль и не такое дозволяла. Тем более, что люди зачастую относились друг к другу с куда большей безжалостностью и цинизмом.

Урзал редко осознанно гадил ближнему. Причинение неприятностей для него представляло примерно то же, что для обычного человека — умение дышать, поэтому зла в своих поступках колдун почти не замечал. Имелся, конечно, ряд личностей, в отношении которых он лелеял некоторые планы, однако к основной массе смертных Урзал испытывал примерно те же чувства, какие испытывают к дикой собачьей стае. То есть опаску и желание избавиться от неприятного соседства.