Вячеслав Рыбаков - После Апокалипсиса

Если сравнить эти произведения с аналогичными, написанными во времена Советского Союза, то легко заметить принципиальную разницу. В «советских» рассказах всемирная катастрофа происходит где-то «за бугром», ввымышленной стране или даже на другой планете. Персонажи столь же далеки от современников, сколь далеки от них гуманоиды на «летающей тарелке». Объясняется данная особенность довольно просто: в СССР, согласно идеологическим установкам, не могло быть крупных катастроф — даже факты падения гражданских авиалайнеров засекречивались, а уж если речь заходила об экологических бедствиях, то тут же начинал действовать закон о государственной тайне. Современной российской молодежи, проводящей время за игрой «S.T.A.L.K.E.R.», наверное, трудно себе представить, что даже чернобыльскую катастрофу пытались засекретить, изобразив взрыв реактора «незначительным пожаром на АЭС». Соответственно, советские фантасты, обращающиеся к «постапокалиптике», прекрасно понимали, что шутки тут плохи и, если описать глобальную катастрофу на территории СССР, в лучшем случае произведение не напечатают, а в худшем… Что будет в «худшем случае», каждый мог представить себе сам в опоре на собственное богатое воображение.

Молодой российский фантаст может писать прямо и о чем угодно. И у него гораздо больше выразительных средств в запасе. Ведь он имеет сегодня доступ не только к мировой культуре во всей ее полноте (включая и классику «постапокалиптики»), но и может оперировать опытом разрушения крупнейшей сверхдержавы — социальная катастрофа происходила прямо на наших глазах.

Возможно, представленные ниже рассказы молодых не столь совершенны с литературной точки зрения, как у предшественников, но зато они более искренни и повествуют о нас вами — о людях, живущих после Катастрофы.

Антон Первушин,

писатель,

арбитр конкурса «Коллекция фантазий-9»

— Сеня, он вчера опять приходил, — сказала Любовь, ставя перед мужем чугунок с двумя вареными картофелинами. Каждая — размером с небольшую дыню.

Семен вздохнул и покосился на сына Митьку. Тот увлеченно стругал найденную недавно корявую ветку — делал очередного динозавра. Однако на словах матери ребенок замер, прислушиваясь.

— Пойдем на двор.

Женщина прихватила туесок с зерном и вышла за мужем.

Он остановился возле бывшего свинарника, в котором сейчас хранилось сено для козы, и грыз травинку. Люба сыпанула горсть зерна трем пеструшкам и петуху и отдельно — наседке с цыплятами.

— Как узнала? — нетерпеливо спросил Семен.

— Возле ручья следы от ботинок. Я… Сень, я боюсь.

Мужчина дожевал травинку и выплюнул зеленый комок.

— Не стоит. К нам сюда он не попадет — колючки дядя Ваня не пожалел.

Любовь скользнула взглядом по забору, прикрытому спиралью колючей проволоки. Та шла еще по краю крыши и даже по коньку.

— Под забором, — продолжил Семен, — не пролезет. Ну, то есть пролезет, но копаться придется долго. За ночь не справится. А вокруг заимки я каждый день обхожу. Получается, тут нам ничего не грозит.

Жена хотела что-то возразить, но он остановил ее резким жестом:

— А вот в поле все не так. Хм… Как думаешь, Люба, он один?

— Не знаю. — Она пожала плечами. — Следы вроде одинаковые.

— Допустим, один… Почему он тогда не проходит дальше ручья?

Семен не ждал ответа, просто думал вслух, но Люба решила ответить:

— Выжидает.

— Может быть. Но, знаешь, я бы хотел поговорить с ним. Все-таки первый человек за два года, Люба!

— За два с половиной, — машинально поправила женщина и тут же добавила: — А я бы хотела, чтобы его не было. Я спать не могу, когда знаю, что кто-то рядом бродит.

Семен подошел, обнял жену. Она прижалась к нему, спрятала лицо на груди, в раскрытом вороте рубахи.

— Я понимаю, что тебе страшно. Но… а вдруг он знает, что произошло? Нельзя же его упустить!

— Сеня, если бы он хотел, то давно бы показался нам. А раз не показывается…

Мужчина промолчал. Люба тоже. Несколько минут они стояли молча, потом женщина оживилась:

— Сень, слушай…

— Ну ладно, ладно! Придумаю что-нибудь.

— Да я не об этом. — Люба улыбнулась. — Ты помнишь — завтра Новый год?

Семен хмыкнул, сорвал с растущей возле свинарника груши полузрелый плод, попробовал на зуб. Скривился:

— Кислятина. А говорили, после ядерного взрыва зима будет.

— Сеня, — жена чуть отстранилась и заглянула ему в глаза, — что делать-то?

— Пойду срублю какую-нибудь елочку, украсим чем получится. Отметим, значит.

Люба опять спрятала у него лицо на груди и тихо засмеялась.

— Ты чего?

— Да я не про Новый год, — ответила женщина, улыбаясь. — Я про вообще.

Прежде чем ответить, Семен долго молчал.

— Я думаю, — наконец сказал он, — отсюда лучше не уходить. Дядя Ваня ушел — и все, как в воду. Значит, все плохо. Будем пока здесь сидеть.

— А потом?

— А потом видно будет. Идем в дом.

Любовь сыпанула курицам еще горсть зерна и, вздохнув, пошла за мужем.

После завтрака Семен привычно обошел вокруг заимки. Он все пытался встать на место незнакомца и смотреть его глазами. По всему выходило, что забор непреодолим. Крепкий, почти два метра, он окружал заимку полностью, включая даже небольшой участок, поделенный между картошкой и рожью.

Итак, незнакомец вряд ли попадет внутрь. Это неплохо, но еще лучше — помешать ему выйти на поляну. Но как это сделать? Вопрос…

Чтобы обдумать его, Семен направился на картофельную делянку, где была оборудована небольшая беседка. Там он скрывался от жары. Тень давала высокая, вровень с забором, ботва картошки. С каждым урожаем — а с прошлого Нового года их было четыре — она становилась все ярче, а клубни все крупнее. Поначалу вся семья боялась есть такую необычную картошку, но голод, голод… Поэтому ели. До сих пор ничего страшного не случилось.

По пути Семен проверил рожь. В отличие от картошки она пошла не ввысь, а вширь. Каждый колос стал размером с литровую пластиковую бутылку. Чтобы он не падал, приходилось подвязывать к колышкам. И следить, чтобы не сорвалось.

В центре узкой полосы земли стояло пугало в ненужном за отсутствием зимы ватнике. Ниже Семен приметил Митьку. Тот сидел с рогаткой наизготове — в небе кружили две птицы. Иногда мальчишке удавалось подстрелить такого мародера. Люди их не ели, а вот коты — с удовольствием. Семен махнул сыну, тот кивнул в ответ, но с поста не ушел.

Мужчина уселся в беседке и задумался. Все варианты, приходившие в голову, были или откровенно фантастические, или предательски ненадежные. Семен не сдавался. Ругался вполголоса, думал, чертил прутиком на земле абстрактные рисунки. Наконец появилась идея.