Юлия Жукова - Замуж с осложнениями

– – Штаны твои у меня не вышли, – – оправдывается Азамат. – – Я сделаю другую, если хочешь...

– – А мне эта нравится, – – говорю. – – Давай ты лучше её разденешь, а я ей из тряпки платье сошью?

– – Такое маленькое платье?

– – Ну да, а чего, я в детстве на кукол шила...

– – Хм, – – Азамат озадачивается новой идеей настолько, что забывает смущаться. – – Так это можно всех их одеть. Тем более, я там с одеждой особенно не старался... были бы пёстренькие.

– – Так и сделаем, – – решительно говорю я. – – Только сначала мыться.

В ванне мы дружно фантазируем, кого во что нарядить с учётом имеющихся у меня материалов. Под это дело я успеваю обработать дорогого супруга гелем со шлифующим действием. Воспаление на груди почти сошло, там теперь тоже можно массировать. А ещё я запускаю руки в Азаматовы волосы, и он так расслабляется, что едва не засыпает.

Утро застаёт нас в холле, тщательно переплетёнными на диване перед столиком, уставленным фигурками в пёстрой одёжке. Азамат только что закончил вырезать фигурку себя, а я вознамерилась сшить на неё красный свитер.

– – Ну куда мне красный свитер, Ли-иза, – – канючит он. – – Ну неприлично...

– – А красный звездолёт – – прилично?

– – Ну то всё-таки звездолёт, а это одежда.

– – А если б моя мама тебе связала, стал бы носить?

– – Конечно, если подарок...

– – Вот, так и считай, – – я неумолимо втыкаю иголку в шерстяной лоскуток.

– – Лиза, но это же игрушка, её надо одевать типично...

– – Моя игрушка, – – заявляю, выхватывая у него фигурку. – – Как хочу, так и одеваю!

Он принимается хохотать, а я отворачиваюсь и вижу в дверях сонного Алтонгирела с высоко задранными бровями. И то сказать, достойное зрелище: я лежу поверх Азамата, сплетясь с ним ногами, его волосы развешаны по всей спинке дивана и подлокотнику, и мы через мою голову тянем друг у друга деревянную фигурку. Меня на мгновение ослепляет вспышка фотоаппарата.

– – Алтонгирел, ну какого рожна! – – немедленно раздражается Азамат.

– – Да так, – – криво улыбается духовник. – – Когда ещё такое безумие увидишь? Пускай остаётся для истории.

Азамат порывается встать, чтобы отобрать у Алтонгирела мобильник, но я же сверху...

– – Терпи, – – говорю, – – и привыкай. А то моей матушке одной фотографии мало, она скоро ещё попросит, а лучше видео.

Азамат что-то невнятно бухтит, а Алтонгирел слегка настораживается:

– – Ты показала своей матери его фотографию?

– – Конечно, – – пожимаю плечами.

– – Зачем?

– – А как же? Должна же она видеть, кого в семью принимает.

Алтонгирел хлопает глазами, и я слышу у себя над головой пояснения Азамата:

– – У них родственники больше лезут в дела друг друга, чем у нас.

– – А-а, – – кивает Алтонгирел. – – И что сказала твоя мать?

А я прям помню, что она там сказала... ах да.

– – Спросила, какой национальности, и правда ли, что такой высокий.

– – И всё? – – подозрительно спрашивает Алтонгирел.

– – Ты, конечно, не поверишь, – – хмыкаю я, садясь, – – но да, всё.

Он, конечно, не верит, но тему оставляет.

– – Вам можно есть мясо, только не налегайте особенно, не больше обычного. А спать не раньше шести вечера, чтобы не компенсировать. Это ясно?

Мы киваем, после чего Алтоша продолжает свой путь. Азамат вывинчивается из-под меня и пытается его перехватить, но я повисаю у него на руке:

– – Оставь фотку в покое! – – говорю. – – Алтонгирел, пришли мне её побыстрее!

Алтонгирел мерзко хихикает и скоренько убирается из холла, а Азамат смотрит на меня исподлобья, но вроде бы не очень сердится.

Когда я дохожу до бука, туда уже просится пакет от духовника, присланный по сетке. На снимке Азамат получился довольно хорошо, да и все эти волосы его... вот я вышла похуже, собственно, одни ноздри видно. Но всё равно посылаю картинку родичам, пусть повеселятся.

Маменька отвечает почти тут же – – видимо, засиделась над корректурой какого-нибудь садового каталога, это с ней зимой на каждом шагу бывает, на улице ведь работы нет, а домашним растениям всё равно, в какое время суток она с ними будет возиться.

***

Ого, да тебя в него можно три раза завернуть! Знаешь, я тут видела в магазине кулинарную книгу с пропорциями для очень большой семьи, вот тебе такую надо купить.

А что это у вас там за куколки такие? А мне можно?

Так ты теперь к нему на этот его мудлак полетишь? А там почта ходит? Ты давай наснимай там растительности, наверняка есть какие-нибудь новые формы, может, удастся что-нибудь вывезти интересненькое...

***

В стенку стучится Азамат – – ого, да у него и там, как на двери, сенсорный звонок установлен? Жму на кнопку в ящике, продолжаю набивать ответ маме.

– – Матушка просит куколку твоего изготовления, – – говорю.

– – Обязательно, – – легко соглашается он. – – А у неё есть какие-нибудь любимые птицы или звери?

– – У неё любимые растения, – – говорю. – – Но лучше сделай куклу, чтобы наряжать можно было.

Азамат задумывается.

– – А как она выглядит?

– – Мама?

– – Да.

– – Ну, примерно как я, плюс двадцать килограмм и очки.

– – Очки? – – удивляется он. – – Неужели у вас на Земле не умеют лечить зрение?

– – Умеют, – – говорю, – – но это надо денег заплатить, в больницу лечь... а ей лень. Тем более, жить ей это не сильно мешает, и вообще ей нравится, что в очках глаза кажутся больше.

Пока говорю, а Азамат качает головой, переваривая информацию, я просматриваю мамин дневник в поисках фотки поприличнее – – то есть без лопаты или мотыги, а то с этими муданжскими представлениями о работающих женщинах Азамат меня совсем зажалеет. Наконец, нахожу.

– – Во, – – зову его, – – гляди.

Он подходит и склоняется над буком, устилая мне весь стол волосами. Долго с интересом изучает снимок, на котором матушка гордо помещена посреди собственного цветущего сада, прижимая к обильной груди не менее внушительный букет в сине-сиреневой гамме. Одета она в дачную майку такой ядрёной расцветки, что сделала бы честь любой муданжской национальной одёжке. Волосы, чуток подлиннее моих, но такие же жёлтые и пушистые, забраны назад леопардовым хайратником. Выражение лица – – просто Наполеон на троне.

– – Она очень красивая, – – наконец говорит Азамат, я не удерживаюсь и фыркаю. Он продолжает: – – И такая молодая... Тебе, наверное, совсем мало лет...

– – Двадцать восемь, – – бурчу я. На меня смотрят округлившимися глазами.

– – Во сколько же она тебя родила?

– – В тридцать два.

Глаза округляются ещё больше. Скоро европеоидом станет.

– – Дарлинг, – – говорю, – – у вас на Муданге в году сколько дней?

– – Шестьсот пятьдесят семь...

– – А у нас почти вдвое меньше.