Лякмунт - Смерть - понятие относительное

Алене пришло в голову, что парикмахер Кошкин не очень хочет говорить о смерти своего друга. То же, наверное, почувствовал и Иван. Поэтому он постарался перевести беседу в нужное русло:

— Василий Иванович, вы не могли бы рассказать подробнее про дядю? Так получилось, что я о нем почти ничего не знаю. Мы переписывались, он приезжал ко мне в гости в Москву, я гостил у него здесь. По-своему, мы с дядей Персиком (я его звал именно так, и, думаю, ему это нравилось) были очень близки, особенно в последнее время. Но все разговоры крутились вокруг наших семейных дел.

— Понимаю, — величественно кивнул головой старый грумер. — Как я уже говорил, с Персостратом мы дружили с первого класса. В начале войны его семья перебралась в Боголюбск, откуда-то из Прибалтики, если мне память не изменяет. В школу там он по неизвестным мне причинам не ходил, поэтому не обладал тем, что сейчас принято называть «коммуникационными навыками», — последние слова старик произнес с нескрываемым отвращением. — Мальчик был почти на два года старше нас, а в этом нежном возрасте два года — очень большая разница, и друзей в классе он не завел. Возможно, из-за того, что он был постарше, в школе его всегда называли полным именем: Персострат. Некоторые пытались сокращать имя до «Перса», но кличка не прижилась. Сошлись мы с ним на любви к животным. Времена были голодные, и бесполезного зверья, такого, что не дает молока и мяса, в городских квартирах не держали. У меня когда-то была собака, но к тому времени ее не стало. Уж не хочу и думать о том, куда мои родители ее подевали. А у Персострата была черепаха, не представляю, где он ее раздобыл.

Алена почувствовала, что если не вмешаться, их с Иваном ждет прослушивание очень длинной истории в жанре «Детство. Отрочество. Юность», причем изложение первой части трилогии еще только-только начинается. Поэтому она не слишком деликатно перебила размеренный рассказ:

— Скажите, Василий Иванович, а у вашего друга в детстве была склонность к мистификациям?

По лицу грумера пробежала легкая тень. Кажется, он собирался рассказать, как знакомство с дядюшкиной черепахой помогло ему ощутить вкус к стрижке собак и кошек.

— Да, Персострат всегда был большим выдумщиком и любил пошутить. Помню, уже классе в восьмом, он показал мне листок бумаги, найденный, якобы, в старой библиотечной книжке. По его словам, листок должен был привести к кладу, закопанному в наших краях Наполеоном. Сейчас-то я знаю, что Наполеон в Боголюбске никогда не был и не мог быть. Тем не менее, мы почти год охотились за этими сокровищами. Записка привела нас сначала на пыльный чердак старого дома. Там за стропилами нас ожидал конверт, завернутый в целлофан. Целлофан почти полтораста лет защищал конверт от дождя и снега — император оказался очень предусмотрительным мужчиной. Правда, часть письма всё равно оказалась нечитаемой — атмосферные воды уничтожили ключевую строчку текста. Однако юношеская сообразительность позволила нам найти следующий ключ. Он был сокрыт на вершине колокольни знаменитого Боголюбского монастыря, — старик показал куда-то за окно. Алена глянула в окно, но колокольни не увидела.

— Василий Иванович, неужели при Наполеоне был известен полиэтилен? — поинтересовалась девушка.

— А кто назвал слово «полиэтилен»? — удивился старик. — Целлофан, я говорил о целлофане. Это совершенно разные вещи. Целлофан известен человечеству очень давно. Как я уточнил впоследствии, он был изобретен еще в 1908-м году.

— Но позвольте, Наполеон был в России на сто лет раньше!

— Ах, Алена, — доброжелательно произнес грум своим удивительным интеллигентным голосом, — как мне в те годы не хватало вашей логики и эрудиции! Будь они у меня тогда, я бы наверняка был удивлен тем, что все послания были написаны на листочках в клеточку из школьной тетради. Но, увы, знания и мудрость пришли ко мне гораздо позже.

Алене показалось, что над ней смеются. Она повернулась за поддержкой к Ивану, но тот лишь слегка пожал плечами, сохраняя непроницаемое выражение лица.

— Хорошо хоть, что письмо было написано не шариковой ручкой, а чернилами, — сказала девушка. Похвала юному мистификатору должна была прозвучать естественно и показать, что Алене было всё ясно с самого начала.

— Алена, если бы шариковая ручка была к тому времени изобретена, Персострат мог запросто ею воспользоваться. Тогда он не придавал значения таким пустякам. Как я понимаю, главным для него было создать атмосферу таинственности, с чем он успешно справился.

— И чем же закончились ваши поиски? Надоело в игрушки играть?

— Нет, ну что вы! Последний ключ привел нас к огромному дубу, в одиночестве стоящему посреди поля. В дупле этого дуба мы нашли клад.

— Клад Наполеона?

— Ну, сейчас об этом трудно судить, — признался собачий парикмахер. — Во всяком случае, мы сделались обладателями двух дюжин старых пятаков, выпущенных в древние времена. А еще в кладе обнаружился целлофановый пакет с четырьмя десятками кусочков сахара-рафинада. Наверное, император для себя берег. Для нас это было настоящим сокровищем — в школе мы получали по одному такому куску в обед.

— То есть, дядя Персик почти два месяца откладывал свой сахар, чтобы сделать клад по-настоящему ценным? — уважительно сказала Алена.

— Персострат был артистической натурой, а главное, очень хорошим парнем. Мне его очень не хватает, — с грустью произнес старик.

— Василий Иванович, а что вам известно про дядину гибель? — вмешался Иван.

— Признаться, не слишком много. Он приходил ко мне вечером, каждую пятницу. Мы пили чай и играли одну партию в шахматы. Играем мы оба не слишком хорошо, но игру эту любим. Конечно, для нас беседа и общение были куда важнее результата партии. Персострата не слишком интересовали мои парикмахерские дела, а про свою работу он не мог подробно рассказывать по причинам ее секретности. Я знал, что он занимается каким-то плазменным оружием, но подробности мне были неизвестны. По поводу его профессии мы часто спорили. Персострат утверждал, что для выживания в современном мире, страна должна обладать мощным оружием. А я напоминал, что оружие не может лежать без дела, и рано или поздно будет применено. Причем решение о его применении будут принимать не идеалисты, типа нас с Персостратом, а весьма практичные господа, склонные, тем не менее, к необдуманным действия и ошибкам.

— В последнюю встречу, вы с дядей эту тему обсуждали?

— Нет. Он был каким-то притихшим и задумчивым. Наверное, что-то предчувствовал. Предупредил, что вскоре ко мне должен зайти его племянник, и попросил передать ему письмо, я вам отдам его позже. Я еще удивился, почему Персострат сам не хочет вручить письмо. А на следующий день его не стало. Подробности мне рассказали его коллеги. Говорили, что от тела вообще ничего не осталось. Он в субботу поехал в институт, прошел в так называемый «горячий бункер» — что это значит, не знаю, но можно догадаться. Камеры слежения зафиксировали, как он туда вошел. Потом там что-то произошло, больше его никто не видел.