Брутальная Старушка - Коммандос из демиургов

Они ходили бесшумно, но мы научились передвигаться чуть ли не по воздуху. Они надевали на вылазки знаменитые плащи-невидимки, а мы стали чувствовать их приближение на уровне инстинктов. Они обстреливали нас хренью, а мы каждый день совершенствовали свое искусство уворачиваться. Ни одно практическое занятие с Федором или Зорро не могло дать такого результата, как один поход за водой к источнику. Эльфы, сами того не желая, сделали из нас настоящих нинзя. Да, у нас переодически вспыхивали потасовки, но мои ребята никогда не набрасывались на одинокого эльфа, имевшего глупость попасться нам на глаза. Но зато когда они изподтишка напали на Альфонса, вышедшего проверить, какую нам еще пакость подложили за воротами, на следующий день у эльфийских целителей значительно прибавилось работы. Я лично свернула челюсть зачинщику беспредела, по несчастливой для него случайности оказавшимся племянником Холуя. А когда дядюшка пришёл выяснять отношения, хрупкая с виду Цветочек сломала жалобщику руку в двух местах. Больше нападать на нас желающих не нашлось, но стычки не прекратились. И нам это стало нравиться, мы постоянно были в боевой готовности, не давая себе ни минуты для расслабона.

Единственным, кто никогда не принимал участие в этой травле, был Жених. И вскоре мной была выяснена причина такой лояльности. Дело было так. Иду я как-то раз из Дома Исцеления, где все в том же состоянии комы пребывал метаморф, и слышу за кустом голос Плюшки, громко высказывающей кому-то свое "фи":

— Я отказываю не тебе, Первому Наследнику Дома Утренней Росы, а сопляку, возомнившему себя крутым мачо.

— Но я же люблю тебя! — раздаётся в ответ, и я узнаю голос будущего мужа Людка.

От услышанного я прифигела. Оказывается, утонченному мальчику нравятся женщины-гренадёры. Интересно, а что бы старик Фрейд сказал по этому поводу? Какая психологическая травма стоит у истоков такой тяги? Додумать мне не дала жёсткая отповедь моей валькирии:

— Да на фига мне сдалась твоя сопливая любовь, если ты не то, что свой мир спасти не можешь, ты себя-то защитить не в состоянии. Вот что ты лично умеешь делать, а? Бренчать на лютне свои убогие серенады и сочинять стихи о высоких чувствах?

— Но не всем же быть мужланами с кулаками, как у троллей!

— А я не хочу позориться рядом с ни на что не годным избалованным ребенком, не способным самостоятельно вытереть себе сопли.

— Но Плюшечка…

Раздаётся приглушенный писк и равнодушное:

— Для тебя, козел, я не Плюшка, а Эртистея, дочь Творцов миров, демиург с ограниченным Даром создавать новые расы. И если ты, кусок убожества, хочешь произвести на меня впечатление, то подумай, как тебе нарастить мышечную массу и помочь Избранной исполнить свое преднащначение. Только не перепутай мышцы с жировой прослойкой, и под помощью я не имею в виду внеплановую беременность. А если вякнешь кому про то, что я тебе сказала — язык вырву и сожрать заставлю. Чао, бомбино.

Дождавшись, пока суровая Джульета покинет место выволочки худосочного Ромео, я, осторожно раздвинув ветки, увидела плачущего Жениха. Когда внезапно проснувшееся во мне сострадание нацелилось выйти и утереть ему сопли, он вдруг вскочил и яростно крикнул:

— Я докажу тебе, Эртистея, что достоин быть твоим спутником. Клянусь Вечными Звёздами, я завоюю тебя!

Я тихонько отползла, мысленно пожелав пацану удачи.

Дни тянулись за днями, и я начинала тихонько звереть от их однообразия. Мне жутко хотелось хоть какой-нибудь движухи, но ее, увы, не было. Кефир регулярно мне сообщал про черные дела Наместника, который в последнее время съехал с катушек. Изменчивый в буквальном смысле слова горел в огне войны. Скелетон завоевывал одну страну за другой, а колдуны и Всадники Ночи безжалостно подавляли бунты на захваченных территориях. Черные колдуны чуть не в открытую нападали на светлых магов, а нежить, обычно на зиму впадающая в спячку, затерроризировала мирное население. Я чувствовала свою вину за происходящее, но бессильно скрежетала зубами. Способы, как завалить Наместника или вызвать Пифагора на разговор, учёными пока не были найдены.

А ещё, к своему ужасу, вдруг поняла, что мне не хватает пикировок с Арком. Вернее, мне его не хватает. После того, как мы с ним проговорили всю ночь напролет, он так больше ни разу и не появился. Судьба в очередной раз повернулась ко мне тылом. Нет, я не испытывала к нему розовых чувств и не перестала считать его подонком, но мне было безумно жаль, что мы так и не стали с ним хотя бы приятелями.

В один из тоскливых дней, я сидела под деревом, попивала винцо и занималась исконно русским делом, а именно, терзала себя вопросом "Что делать?", как вдруг почувствовала, как меня куда-то затягивает. Не успела и охнуть, как вдруг оказалась сидящей на довольно холодном полу мрачной пещеры, щедро освещённой горящими факелами. Ущипнув себя за руку, я вылупилась на стоящий прямо передо мной трон, на котором небрежно развалился двухметровый мужик с немеряными крыльями, и застывшего рядом с ним знакомого мне по книжке Пучеглазика.

— Слава те, Господи, — перекрестилось облегчение.

А я с радостным криком:

— Мужики, вас-то мне и надо! — практически кинулась биться в десна с Верховным Демоном и его Правой рукой.

"Вы такой любезный мужчина, это что-то"

(фраза из к/ф "Здравствуйте, я Ваша тетя")

Демоны недоуменно переглянулись. Видимо, ещё никто и никогда им так бурно, а что главное, искренне, не радовался. И если на их экзотические мордофели стало наползать выражение растерянности, то я просто лучилась счастьем. Наконец- то удалось поймать (ну если быть честной, поймали-то меня) предмет моих девичьих дум. В мечтах грезилось, как Главный в Совете демиургов вручает мне Кубок Победителя, а Арк берет верёвочку, мыльце и табуреточку. Правда, от торжественного момента награждения отделяла сущая мелочь, можно сказать, пустячок — уговорить Пипифакса прекратить оказывать спонсорскую помощь Скелетону.

И тут случилось то, что навсегда останется записанным в Хроники демонов. Пифик встал со своего стульчака, крылья за его спиной распахнулись и стали ещё больше. Он сделал шаг вперёд, и его движение повторил Пучеглазик, продемонстрировав мне свои закрылки. Я, как заворожённая, подалась вперёд и стала пялиться на потрясающие по своей красоте крылья. Если у Пифагора они были черные и состояли из перьев, вспыхивающих разноцветными искрами, то у его сподвижника столь заинтересовавшая меня часть тела была кожистой, как у летучей мышки. Не осознавая, что творю, подошла и правой рукой вцепилась в маховик Пельфагора, а левой, соответственно, Пучеглазца.

Мурлыкая от удовольствия, гладила эту красоту и не могла оторваться. Перья приятно холодили руку и на ощупь напоминали шёлк. А вот другая рука явно ощущала тёплый бархат самого лучшего качества. На меня напало такое умиротворение, что чуть не зарычала от досады, когда, как сквозь туман, до меня пробилось: