Наталия Чернышова - Привидение-стажер

Потом кинулся к телефону и стал лихорадочно набирать номер, приговаривая, ну, Монастырский, ну и фрукт! Сначала воры, потом артисты, а кто дальше — киллер? Нет, к дьяволу, жизнь дороже…

— Викентий Андреевич? Нам надо поговорить. Я передумал и готов передать Вам известные бумаги. У меня в офисе.

— Прекрасно. Я как раз нахожусь по соседству и могу заехать через 20 минут. Я рад, что вы приняли разумное решение.

— Буду ждать Вас с нетерпением. Охрану я предупрежу. — вдохновенно пропел редактор, морщась при этом как от зубной боли.

Но утешение это было слабое. Особенно, когда я увидела Женькино лицо при известии о нашем фиаско.

— Он забаррикадировался в кабинете, и скоро приедет Монастырский, может попытаться отобрать их у него?

— Бесполезно, он никогда не ходит один. С ним наверняка приедет еще пара упитанных молодцев с табельным оружием.

— Что же, значит, мы проиграли?

— Нет. Скажем так, пропускаем этот раунд. — Женя подошел к окну. — Все, мне надоела эта подпольная полулегальная жизнь. Завтра выхожу на работу. Распущу слух, что у меня был дубликат. Посмотрим, что тогда предпримет он.

— Ты что, хочешь ловить его на живца?

— Именно. Что-нибудь да получиться.

— Мне это совсем не нравится.

— Мне тоже, но у тебя есть предложения лучше? А вот и Монастырский. — да, Викентий Андреевич собственной персоной, в окружении даже не двух, а трех господ внушительной комплекции.

— Я все-таки пойду, посмотрю, что там делается. Подождешь?

А смотреть оказалось особенно не на что. Михалыч изо всех сил старался дать понять окружающим, что все происходящие совершается в соответствии с его планами. Но на него мало кто обращал внимание. Телохранитель забрал документы, Монастырский быстро просмотрел бумаги, кивнул, отдал пластиковую карточку и, вежливо попрощавшись, вышел. Шеф, спрятав карточку в осиротевший сейф, в грусти и печали остался коротать время в кресле, сожалея о невыгодной сделке и, в то же время, радуясь, что остался в живых. Эти противоположенные чувства, одновременно отражаясь у него на лице, придавали ему воистину драматический вид.

Монастырский же, напротив, в прекрасном настроении, не торопясь, подошел к поджидавшей его машине. Может, он по рассеянности забудет папку в бардачке? Или решит сохранить на память? Но Викентий Андреевич не принадлежал ни к забывчивым, ни к сентиментальным людям. Устроившись в салоне, он достал зажигалку и быстро, один за другим, сжег листы, аккуратно скидывая золу в пепельницу, с видом никогда не проигрывавшего человека. Я беспомощно наблюдала за тем, как надежда остановить строительство радиоактивной свалки превращается в никому не интересный мусор. Надежды больше нет. А завтра Женька начнет опасную игру, которая на самом деле будет одним из видов самоубийства.

Было от чего впасть в панику. Но должен же быть выход. Ведь все складывалось вроде бы так удачно, даже редактор сначала поверил в реальность призрака. Жаль, что ему не хватило правдоподобия. Озарение пришло внезапно. Идея была простая, но надежная. Жене пока говорить ничего не буду. А в случае неудачи вообще умолчу о своем предприятии — третье разочарование за один день, это все-таки слишком. Но чем больше я над этим думала, тем больше убеждалась, что это единственный оставшийся шанс.

В последний момент спохватилась что, отправляясь «на дело» я и не подумала о том, что буду делать, если обнаружу Монастырского в окружении счастливого семейства. Но, дуракам везет, и Викентий Андреевич после осмотра квартиры отпустил охрану, в одиночестве отправившись почивать в небольшой, метров так 30, уютной спаленке.

Прежде чем переходить к исполнению задуманного, я бросилась к зеркалу подготавливать эффектный выход. Мгновенное усилие — и в зеркале отразилась непонятная фигура в саване, в которой было можно с натяжкой узнать представителя сильной половины человечества. Для успеха моего плана требовалась более тщательная отделка.

Я волновалась, что ничего не получится с первого раза, ведь на убедительную Мэрилин у меня ушло почти 3 дня… Да и оригинала не было под рукой. Но не лететь же обратно. Тем более, что достоверно скопировать требовалось только лицо — под развевающимся саваном остальное будет не видно.

Эх, была не была, я закрыла глаза пытаясь как можно четче представить Женино лицо. Это удалось без особого труда. Даже слишком легко. Русые непослушные волосы, высокий лоб, расширяющиеся к вискам густые темные брови, «египетский» разрез глаз, высокие скулы, изогнутые насмешливые губы, четко очерченный подбородок, длинная мускулистая шея, чуть выступающие ключицы, скульптурная грудь… стоп, кажется, я увлеклась.

Посмотрев в зеркало, я в который раз убедилась, что практика — критерий истины. Постоянные тренировки сказывались — мое отражение вполне могло быть Жениным родным братом. Пару минут корректировки, и оно могло выдержать сравнение с оригиналом. А потом я принялась за художественную отделку образа, и конечный результат составил предмет моей заслуженной гордости. Некоторое беспокойство доставлял голос. Одно хорошо — от природы он у меня довольно низкий. Придется говорить шепотом.

Осторожно заглянула в спальню. С минуту полюбовалась на идиллическую картину — Викентий Андреевич, облаченный в бирюзовую пижамку, спал сном младенца. Пора было появляться на сцене. Наклонившись над спящим, я тихонько прокашлялась.

— Кхе-кхе — надо же, это вполне невинное действие произвело эффект разорвавшейся бомбы — Монастырский как ужаленный подскочил на своем ложе

— Кто здесь? — естественный вопрос, но вот его исступленный взгляд определенно внушал беспокойство. На всякий случай я отлетела подальше. А то хватит сердечный приступ — а мне совестью мучайся.

Не получив ответа, но, разглядев в полумраке комнаты темную фигуру, он с проворством, неожиданным для его солидного возраста и положения, соскользнул на пол с противоположной от меня стороны кровати.

— Спишь спокойно? Совесть не мучает? — печально поинтересовалась я, подлетая поближе.

Он бросился к тумбочке. В поисках совести, наверное. Я с интересом наблюдала за его действиями. Монастырский тем временем нашел, наконец, в ящике, как оказалось, вовсе не совесть, а обыкновенный пистолет, и, недолго думая, выстрелил в меня несколько раз. Вот это да! Ни здравствуйте, ни до свиданья — сразу стрелять, и ведь оба раза попал. Хорошо все-таки, что я это я, а кого другого ведь и убить можно было! Да, определенно, люди с чистой совестью так себя не ведут. Надеюсь только, что на выстрелы не сбегутся все соседи и не испортят мне бенефис. Значит, действовать надо быстрее и эффективнее. Тем более что после такого беспардонного поведения со стороны Викентия Андреевича, я окончательно избавилась от угрызений совести и развернулась на всю катушку. И пустила в ход недавнее изобретение — потустороннее свечение.