Андрей Белянин - Верните вора!

Лев с Ходжой спешно ускорили шаг, пока не стукнулись лбами в массивную крепостную стену, опоясывающую дворец эмира. Осёл коротко хохотнул, ударил копытцами по какому-то выступу, и часть стены отъехала в сторону, образуя секретный проход. Пару минут спустя троица успешно скрылась на остывающих улицах вечерней Бухары…

Полуденный зной давно отступил, шумный базар затих, люди неспешно расходились по домам, довольные удачной покупкой или успешной продажей. Как говорят на Востоке, с разных сторон прилавка стоят два глупца — один продаёт, другой покупает.

Кто проиграл, кто выиграл в торге, не понять никогда. Самому прожжённому купцу доводится отдать товар за фальшивую монету, и самому привередливому покупателю сумеют всучить уличную пыль под тонким слоем молотого перца. Здесь умудряются продать верблюда, чудом не откинувшего грабли от старости, расплатиться за него позолоченной медью, а наутро скандалить, требуя назад полновесные динары и ведя на обмен верблюда, который окончательно сдохнет, ещё не дойдя до базара, и сразу начнёт пахнуть! Но главное, что винить некого, никто ни на кого не в обиде, вот так покричали и разошлись. Ибо базар — сердце торговой Бухары, а зачем зря травмировать сердце ради презренных денег или дохлого верблюда… Все мы люди, все всё понимаем, правда?

Пока напарники шли к оставленному на постой у чайханы верному Рабиновичу, наконец-то выровнявший дыхание русский дворянин потребовал полных объяснений от своего нерусского друга:

— Ходжуля, я всё прощу, но скажи мне правду, не скрывая самого страшного… Я сильный, я переживу и это, а ложь губит самые светлые чувства и душевные порывы! Короче, колись: во что мы вляпались?

— В двух словах этого не скажешь, уважаемый…

— Пора валить в Мексику?

— Не знаю, где это, но уверен, что люди Хайям-Кара достанут нас и там.

— Кончай запугивать, расскажи толком, что это за местный Фредди Крюгер?

— Абдрахим Хайям-Кар пришёл к нам из Египта. Говорят, его обучали бессмертные маги Магриба и Коптоса, — опустив голову, начал домулло, стараясь, чтобы голос его звучал как можно тише и не привлекал внимания прохожих. — А ещё говорят, что он уходил в пустыню, и там на него снизошло откровение. Голос свыше сказал ему…

— Bay, голос в пустыне? Глюкануло мужика неслабо…

— Не перебивай, о невежливый и поспешный в суждениях и мыслях, словно тушканчик, прыгающий по барханам, — вздохнул Насреддин, потрепав по белой гриве новоприобретённого ослика, тоже с интересом прислушивающегося к разговору. — Голос даровал ему тайные знания, умение управлять людьми, красноречие, подобное шайтану, и сомневающиеся пошли за ним. Воистину говорят, он творил чудеса, неподвластные человеческому разуму…

— Карточные фокусы? Кролик из шляпы? Заставлял исчезнуть статую Свободы или составы с продовольствием?

— Никто не заметил, как за Хайям-Каром пошли толпы паломников, внимающих ему, словно последнему пророку. А ведь Мухаммед сказал, что после него пророков не будет! Но шейх Хайям-Кар как-то умудряется смущать неокрепшие умы мусульман и ведёт их к ему одному видимой цели. «Я сам молюсь за вас и поведаю о вашей преданности Аллаху!»

— Это типа чтобы никто не обращался к Всевышнему напрямую, минуя его посредничество? Дельно. Традиционная сектантская схемка, пошлая, но обычно срабатывает.

— А ныне Абдрахим Хайям-Кар — великий шейх, поборник истинной веры, щит ислама. За чёрной полосой шёлка на его чалме уже сейчас следуют тысячи всадников от Сирии до Ирана. Преданных, безжалостных, слепых в своей вере! И он хочет установить новый порядок…

— Дальше можешь не объяснять. — Глубокомысленно хмыкнув, Лев хлопнул ослика по крупу. — Козе понятно, что этот аферист ухитрился завести кучу полезных связей, действует подкупами и запугиванием, недовольные исчезают, а несогласные быстро переходят в стан созерцательного непротивления. У нас после перестройки тоже такое было, болезнь роста. Скажи лучше, куда делся эмир и чего мы, собственно, так поспешно слиняли? Он вроде явно собирался нас отмазать…

— Вай мэ, какой хороший ишак! — неожиданно раздался голос. Толстый купец помахивал ладонью из-за забора за их спинами. — Вы, наверное, не продали его на базаре?

— А что, есть живой интерес к домашнему скоту?

— Э-э?! — краснея, застопорился толстячок, и Лев царственно улыбнулся:

— Шутка! Хочешь купить осла? Бери, дёшево отдадим, всего за…

— Он не продаётся, — сухо буркнул Насреддин, оттаскивая за рукав друга.

— Я дам двести таньга!

— Простите, почтеннейший, он не продаётся.

— Триста таньга. Четыреста! Моя четвёртая жена хотела именно белого, именно такого, высокого, красивого, с кротким нравом.

Ослик сделал три шага вперёд, встал на задние ноги, опёрся копытцами о забор и так заорал прямо в лицо торговцу, что тот рухнул навзничь!

— Я… оглох! Ничего не слышу… ничего… Да будет проклят этот подлый шайтан в белой шкуре!

— Братаны, — развёл руками Оболенский, — я, конечно, блондин, но не настолько же. Что происходит, а?!

— Ты и вправду не понимаешь, Лёва-джан? Наверное, тебе не читали сказок в детстве…

— «Колобок», «Курочка Ряба», «Иван-царевич и серый волк»… Да я каких только сказок не знаю!

— Эту точно не знаешь…

Мы все прекрасно понимаем, что мой друг отнюдь не был кладезем мудрости и всех добродетелей. Я не наговариваю на него, но и не вижу особых причин изображать из него супермена. Лев, несомненно, был героем! Сильным, красивым, отважным и благородным, как царь зверей, именем которого его назвали. Меж тем, честно скажу, если бы на Восток попал я, то вся история Багдадского вора пошла бы совсем по иной сюжетной линии. Уж поверьте, шарить по чужим карманам мне было бы не слишком интересно…

Меч — вот истинное оружие перемещенца по мирам! Горячий конь, рыцарский стяг Локхайма над головой, верные друзья, скачущие слева и справа, рёв боевого дракона и долгий взгляд любимой… Вот это жизнь, это литература, это счастье! А бродить по пыльным дорогам в компании пройдохи и афериста, трясущегося рядом на усталом ослике, когда за тобой вечно кто-то гонится, перспектив карьерного роста ноль, а в голове одна мысль — как бы отметиться в очередном чужом гареме, — это, знаете ли…,

Не слушайте меня, я ему просто завидовал.