Андрей Белянин - Верните вора!

— Спите, жители благородной Бухары, всё спокойно! Спите сейчас, ибо завтра Аллах дарует вам новый день и новые заботы. Спите, жители Бухары, всё будет завтра!

И старый город спал, огни были давно потушены, люди жили по законам природы и шариата, объясняя все удачи волей Всевышнего, а все потери — происками шайтана. Но на этот раз враг рода человеческого не спешил сунуть свой сопливый нос в человеческие дела, он лишь сидел на краю крыши постоялого двора, свесив вниз похабные ножки с раздвоенными копытцами. Казалось, ему было куда более интересно, а что же происходит там, в самом дальнем углу, где двое мужчин, рискуя жизнью, разнимали двух ослов…

— Лёва-джан, тащи его за хвост!

— Сам тащи, он знаешь куда ляга-а-а… Упс, попал, мамочка-а…

— Ничего, уважаемый, у тебя уже есть дети. Рабинович изо всех сил рвался на крутые, чисто пацанские, разборки с белым чужаком, претендующим на половину его стойла.

— Я прикрыл его, прикрыл, не позволяй ему… Ай! Ай! Ай! Да прекрати кусаться, о свет очей моих, я же потом сесть не смогу!

— Он думает, что сзади ты вкуснее. Хорошо у Рабиновича рогов нет, а то мог бы.

— Не давай ему советов, уважаемый! Всё, теперь он долбит меня твёрдым лбом в ранимый копчик.

Надо отдать должное белому ослу: он тоже труса не праздновал и, видимо, драться умел. Пока двое напарников, пыхтя, отпихивали от него гневного собрата, он раздувал ноздри, возмущённо фыркал и наконец, не выдержав, кинулся вперёд! От предательского нападения Лев и Ходжа разлетелись в разные стороны, а два ослика встали нос к носу, как два рыцаря на турнире!

— Он его убьёт, или покусает, или даст по ушам, или оставит без наследства, или… Во всех случаях вай мэ-э-э!

— Погоди, братан, дай им шанс. У нас с тобой тоже не всё сразу завязалось…

— Ты помнишь это, о мой луноликий друг? И я помню тот волшебный миг, когда ты меня грязно подставил!

— Я тебя?! Да ты первый сдал меня страже! Я тебе давно хотел врезать за тот случай, когда…

Прекращая бессмысленный спор, домулло поднял свалившуюся тюбетейку Оболенского, отряхнул от соломинок и сунул другу в рот, прикладывая палец к губам. Лев на автомате сжал челюсти, чуть не подавился, но смолк. Прямо на их глазах яростно оскаливший почти лошадиные зубы Рабинович вдруг охнул, прижал уши и рухнул, подогнув колени, распластавшись в позе молящегося! Его белый противник гордо выгнул грудь, фыркнул для острастки и спокойно отвернулся к яслям с ячменём.

— Теперь поверил, почтеннейший?

— Я ничего не… Он же осёл?!

— Осёл ты, о мой недоверчивый друг, а он — эмир!

Льву ничего не оставалось, кроме как принять очевидное. К его чести надо признать, что он всегда умел осознавать поражение в честном поединке и в большинстве случаев далее извинялся, если был неправ. Просто в тот момент он себя неправым не считал.

— И типа вот чё? Тот несчастный паренёк с пейсами получил заколдованную воду в пузырёчке, заряжённую главным ребе по методу Алана Чумака. Набрал в рот, прыснул на объект, и хип-хоп, чуфыр-чуфыр — одним ишаком-аристократом в мире больше! Увеличение поголовья домашнего скота вряд ли являлось главной целью, не так ли? Тем более что в деле каким-то боком замешан местный пророк домашнего разлива с уголовной кличкой Хайям-Кар! Я внятно излагаю проблему?

— В целом да… Но сам стиль твоего повествования ужасен.

— Попробую повторить, — честно повинился бывший помощник прокурора. — Как не каждое зерно пшеницы прорастает колосом, так и не каждое слово мудреца даёт всходы в душе невнимательного слушателя. Любая мудрость подобна жемчужине, но, чтобы добыть её, пловцу приходится опуститься в глубины безбрежного океана людской глупости. Готов ли ты принять истину из первых уст, словно птенец орла, которого кормит клювом гордая орлица, сидя на вершине столь высокой горы, что сам Аллах отдыхал там от праведных дел и…

— Так, всё, почтеннейший, подобную лабуду можно гнать часами, пока твой язык не покроется мозолями, — сдаваясь, поднял руки Ходжа. — Чего ты хочешь от меня услышать?

— Приблизительный план дальнейших действий.

— Нам должно спасти эмира Сулеймана аль-Маруфа, вернуть Бухаре законного правителя и по его просьбе остановить Хайям-Кара!

— Хм… я так понял, что это вроде бы невозможно. То есть, по крайней мере, тут нужен не вор, а герой.

— Невозможно? От тебя ли я слышу это, Лёва-джан?

— Да, я тоже не всесилен, — вынужденно отступил бывший помощник прокурора. — И кстати, что там за невнятный шум внизу?

Будь мой друг сейчас в Москве, ему бы и в голову не взбрело задавать подобные вопросы. Ведь если в столице вы посреди ночи слышите крики, вой сирен, звуки выстрелов — разве хоть кто-то откроет дверь, выйдет в подъезд, вызовет милицию-полицию? Ха-ха! Мне не смешно, а вам?

Совсем иное дело средневековая Бухара. В этом красивом городе было шесть караван-сараев, восемь постоялых дворов и ещё десятка два разных дорогих и дешёвых гостиничных заведений типа чайханы, где позволялось ночевать тем, кто готов уплатить хоть одну таньга за общее место под навесом во дворе. Крепко запирались ворота, выпускали сторожевых псов, тех самых азиатских овчарок, из-за которых и в туалет не выйдешь, терпи до утра. Но ведь самое трогательное, случись что, хотя бы маленький шум или неожиданный вскрик кого-то из правоверных, кому приснился страшный сон, так на ноги сразу встанут все!

— Что там за байда?

— Лёва-джан, насколько я понимаю, слугам шейха Хайям-Кара приспичило проверить постоялый двор: а не скрываются ли здесь враги Аллаха? И я даже вроде знаю, кого именно они подразумевают под этим словосочетанием…

— Линяем?

— С двумя ослами нам не уйти, — задумчиво поскрёб бороду Насреддин. — В принципе, пока доберутся к нам сюда, мы ещё раз десять успеем удрать, но…

— И я о том же, — глубокомысленно покивал Оболенский, чтобы хоть что-то сказать.

Они по-прежнему скрывались на прогретой за день крыше, а внизу, во дворе, уже вовсю суетились люди в чёрном, по крайней мере, с чёрными повязками на чалме или рукавах. Они вежливо, но уверенно расталкивали спящих, переворачивали тюки, лезли во все щели и, ничего не объясняя, искали, искали, искали…

— Сп…сисите, мня, право…воверные мусульмане! — На крышу с трудом влез совершеннейше пьяный тип, лысый как пятка, с бегающими глазами и коричневым родимым пятном вполлица.

— Братан, глянь, какая синявка припёрлась. А говорил, будто бы Аллах запрещает алкоголь…

— Днём з…щает, а ночью — не видит, — охотно пояснил лысый, вытягивая вслед за собой здоровущий пыльный ковёр. — Эт-ти… шайтан их в… или они шайт…тана, неважно, мне б…без разницы. Помогите правоверному, а?