Альберт Иванов - Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова

Я не знал, что и думать про этих занятых пассажиров. А потом успокоился: ну, конечно же, это переодетые и загримированные артисты и циркачи со своими дрессированными животными и птицами и все мы сейчас поедем на какое-то необыкновенное представление. Но четко я не был уверен. Что-то смутно шевелилось в памяти, казалось, вот-вот вспомню и сразу все-все пойму!..

Мне было тревожно. Напротив меня, на нескольких скамейках подряд, уселась шайка усатых злодеев во главе с маленькой разбойницей. Она сверлила взглядом мое обручальное кольцо; оно почему-то стало необычайно свободным и приходилось все время подгибать палец, чтоб не слетело, — я на всякий случай спрятал кольцо в карман. Разбойница лишь насмешливо хмыкнула.

Как я обрадовался, когда рядом со мной вдруг уселся трубочист! Не знаю, был ли он тем самым, которого я видел с чердака, — все они на одно чумазое лицо. Он подмигнул мне голубым глазом с белоснежным краешком белка, я тут же подмигнул в ответ. Мы оба рассмеялись.

Пассажиры продолжали прибывать. Прошел странный молодой человек. Близорукий и рассеянный, он все время натыкался на скамейки, но уверенно держал курс на принцессу в уголке вагона.

— Узнаешь? — склонился над моим ухом сосед. Я виновато пожал плечами.

— Это же Клумпе-Думпе, который свалился с лестницы, и все же ему досталась принцесса! — сообщил он.

Я хихикнул.

Задев меня локтями, пробрались бедно одетые мальчик и девочка. Они бережно несли ящик, чуть побольше цветочного горшка, с землей и незабудками.

— А это названые брат и сестра, Герда и Кай, со своим садиком, — улыбнулся трубочист.

Я начал кое-что припоминать.

— Дюймовочка, Маленький Клаус и Большой Клаус, — продолжал представлять мне новых пассажиров любезный сосед. — Пейтер, Петер и Пер. Их принес аист семье Петерсенов, помнишь? Пейтер хотел стать разбойником, Петер — жестянщиком и музыкантом, а Пер был просто мечтателем… А вон, видишь, тетушка Зубная Боль. Знаешь, почему она так сверкает белыми-пребелыми зубами? Да потому что в детстве она никогда не ела ничего сладкого!.. Гляди-гляди, другая принцесса — в руках у нее кипа газет. Она прочла все газеты на свете и уже позабыла все, что прочла, — вот какая умница.

В вагон ввалились сразу двенадцать пассажиров. Трубочист потер руки:

— Фу-ты, теперь и не поймешь, какая погода! Все вместе: богач — Январь, распорядитель карнавала — Февраль, постный мученик — Март, обманщик — Апрель, девица — Май, молодая дама — Июнь, ее брат — Июль в шляпе-панаме, торговка фруктами — матушка Август, живописец — Сентябрь, охотник — Октябрь, кашляющий толстяк с простыней вместо платка — Ноябрь, бабушка с грелкой — Декабрь… Славная компания. А следом Навозный Жук, глянь, с золотыми подковами, добыл себе все-таки, ведь ни один кузнец не соглашался! — восхищенно покачал головой трубочист. — Кто это? А-а Пятеро из одного стручка!.. Ганс Чурбан. Иб и Христианочка. А этого — нет, не могу знать, какой-то тип в кафтане неизвестного цвета, с загадочной спринцовкой и сразу с двумя зонтиками: один разрисован картинками, другой простой черный… — хитро прищурился мой сосед. — Нет, не узнаю. И зачем ему два зонтика?

— Да это же сам Оле-Лукойе — вдруг вскричал я. — А спринцовка та — сонная, он перед сном брызжет из нее детям в глаза сладким молоком, веки у них слипаются, и все засыпают! И зонтики те — сонные: раскроет цветной, снятся сказки, поднимет черный, ничего во сне не видать! Эх ты, забыл?

— Спасибо, — трубочист благодарно пожал мне руку. Маленькая разбойница, сидящая напротив, презрительно высунула язык.

— А ее ты узнал? — тихо спросил он.

— Узнал, — так же заговорщически прошептал я. — И тех других, — кивнул я на весь вагон, — и вас тоже…

— Ну, меня все узнают! — развеселился трубочист.

Паровоз дал гудок, состав дернуло — и маленькая разбойница упала на меня. Наверняка нарочно, потому что по правилам ее должно было откинуть назад, я ведь впопыхах занял место против движения поезда. Еле от нее освободился, так вцепилась она в мою куртку.

За окном проплывал туман, изредка расцвечиваемый летящими от паровоза искрами.

— Интересно, а куда мы едем? — спохватился я.

— В билете написано, — снова подмигнул трубочист.

И хотя переговаривались мы тихо, все пассажиры почему-то услышали и возмущенно загомонили:

— Он не знает, куда мы едем!.. Какой невежа!.. Стыдно, молодой человек!

— Отдайте его мне, — высокомерно произнесла поверх голов дама в короне из сосулек — чего тут скрывать, Снежная Королева.

Я лихорадочно достал билет. Не нем было напечатано, не помню, на каком языке, а скорее всего, на моем родном: «Поезд Х.-К. АНДЕРСЕН. Копенгаген — далее везде».

— Везде? — растерянно поднял я голову. Трубочист весело кивнул. Неужели?.. — я затаил дыхание.

— Да, малыш. Весь мир!

Я даже не обратил внимание на странное «малыш», настолько был поражен.

А весь вагон продолжал мной возмущаться.

— Может, он едет зайцем? — выкрикнул советник в долгополом сюртуке. — Эй, кондуктор!

По проходу тут же проворно подбежала ко мне большая усатая крыса с качающимся в лапе фонарем.

— Паспорт? Давай паспорт! — проскрипела она.

— Лучше проверьте, есть ли у него билет? — опять гаркнул советник.

— Есть! — звонко выкрикнул я и поднял вверх синий листочек.

Все притихли. А трубочист примирительно сказал:

— Друзья, вы должны его простить…

— Он еще маленький! — подхватила, вскочив в конце вагона, пастушка.

И неожиданно увидела моего соседа. Тоже увидев ее, он медленно встал:

— Пастушка!

— Трубочист!

Забыв обо всем, они кинулись друг к другу.

— Да-да… Он еще маленький, — закивали колдуньи и волшебники, короли и приближенные, дамы и господа, крестьяне и горожане, солдаты и чиновники. — Он действительно маленький.

— Я? — Меня возмутило, как давным-давно, шести лет, когда я впервые научился читать, играть в футбол и поэтому считал себя вполне взрослым. — Я? Маленький?!

Два пажа принесли и поставили передо мной большое зеркало в золотой раме. На меня, моргая, глядел из него мальчик, которого я помню только по старым фотографиям, в кожаных тапочках, синих спортивных трусах до колен, майке с большой буквой «Д» и в расстегнутой спортивной курточке. Это был именно я — шести лет.

Я смотрел на себя, а в зеркале мелькали заоконные отражения больших и малых городов, поселков и деревень: Рим — Милан — Лейпциг — Киев — Березовка — Усмань — Париж… Проплыл и мой Курс с известным вокзалом… И повсюду толпы весело кричащих, размахивающих руками и книжками мальчишек-девчонок!

У меня закружилась голова. В зеркале начали тесниться вскочившие гномы, карлики, ведьмы, злодеи — мне стало страшно. Оттолкнув зеркало, я бросился к выходу.