Альберт Иванов - Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова

— Держи его! — залихватски засвистела маленькая разбойница.

— Лови! Хватай! — топала за мной шайка зловещих разбойников.

Не помню, как я отворил в тамбуре дверь — трубочист пытался остановить меня — и соскочил на ходу.

…Я стоял у рельсов, смотрел на одинокий фонарь вокзальчика и никак не мог понять, что со мной случилось. Наваждение?.. Я даже не понимал: еще только иду туда или уже возвращаюсь.

Почти невесомо, ни разу не споткнувшись о шпалы, я подошел и поднялся по ступенькам, вылезая из тумана, как из воды, на платформу с причудливыми, похожими на металлические цветы фонарями. Лишь один из них светился вполнакала. Я прошел мимо зеленых скамеек — даже в темноте чувствовалось, что они зеленые, — мимо невысокого железного столбика, сработанного под дерево с отпиленными сучками; на нем был укреплен колокол с веревочкой — он отсвечивал медью от фонаря…

Двери вокзальчика с пыльными узорными стеклами были крепко заперты. За ними стояла кромешная темнота.

Я вернулся к колоколу. Мне вдруг по-мальчишески захотелось дернуть за язычок.

Тусклый звон проплыл по перрону и утонул в тумане…

Я отпустил веревочку, постоял в тишине и побрел обратно.

Только наутро я хватился своего обручального кольца. Потерял! Напрасно при свете дня повторил я внимательно путь к вокзальчику и обратно — кольцо как в воду кануло.

Уже в Москве, вешая в шкаф куртку, я обнаружил в кармане размочаленный синий комочек. Что это? Кажется, какой-то бывший билет, но куда? В знаменитую Глиптотеку — музей, где собраны скульптура и живопись разных стран, — или в обычную киношку, или?.. Кто знает…

Моя жена Ира очень расстраивалась, что я посеял кольцо. Считается, плохая примета. Но однажды мне ни с того ни с сего пришла небольшая посылочка из Копенгагена. В ней — тщательно упакованное, сначала в стружку, затем в вату и наконец завернутое в бумажный листок, было… утерянное кольцо! Пришлось еще и на почте объясняться, что это не контрабанда, а мое собственное, обручальное — глядите все, как оно на мой палец впору! Да и по таможенной декларации легко справиться: уходил в плаванье с золотым кольцом, а вернулся — без.

— Наверное, в отеле забыл, — сказал я, — а они меня разыскали по адресу, оставленному в гостиничной книге.

Ни в каком отеле я, конечно, не был, мы жили на корабле. Но не мог же я заявить, что кольцо у меня украла маленькая разбойница, когда вроде бы по инерции повалилась в вагоне (ведь я внезапно обнаружил то, чего на почте никто не заметил!).

Странно, что ни обратного адреса на конверте — ничего. Только почтовые штемпели. Лишь на том белоснежном листке, в который и было под конец завернуто злополучное кольцо, оказалось в уголке пятнышко сажи.

— Спасите меня, сэр синьор! — лихорадочно обратилась ко мне на английском молоденькая венецианка.

Местных уроженок легко узнать по певучему выговору и врожденной грации так же, как изящную гондолу всегда отличишь от обычной плоскодонки. И даже акцент у нее был мягкий, не то что мое курское произношение. Хотя во всем остальном мой Курск… Ну, ладно!

Она, очевидно, приняла меня за англичанина. У нас только что состоялся в траттории «Лагуна» дружеский ужин с коллегами — английскими матросами, работавшими тоже на своем океанографическом судне, и мы обменялись памятными сувенирами: лично я приколол британскому матросу к тельнику значок «Почетный донор» (другого под рукой не оказалось, все раздал), а взамен получил на лацкан пиджака пластмассовый кругляшок со светящейся надписью: «Долой Маргарет Тэтчер!» Затем наши во главе с боцманом Нестерчуком отправились на площадь Сан-Марко; я шел позади, тут-то на меня и вылетела прекрасная незнакомка.

Не успел ей ответить, что хоть я никакой не сэр и вовсе не синьор, но тем не менее она всегда может запросто рассчитывать на помощь русского водолаза, как из темного каменного переулочка возник человек в черном костюме. Он пронзительно взглянул на девушку, и она, тихо всхлипывая, сразу заторопилась к нему.

Я двинулся было за ней, но человек в черном выступил вперед и преградил дорогу. Надобно бы описать его примечательную внешность. Так и хочется начать с «О».

О, это был особенный человек! На его сорокалетнем, в мелких морщинках-сжатиках лице неподвижно выделялись решительные, волевые глаза.

— Не ходите за нами. Не советую, — размеренно произнес он тоже по-английски. Видимо, и его ввел в заблуждение мой значок.

Я показал ему на путеводную стрелу, выведенную краской на углу дома, и заявил, что он не может запретить мне идти в центр. Чтоб не заблудились туристы, здесь повсюду нарисованы указатели с надписью «Пьяцца Сан-Марко». Как я вам говорил, именно туда и направлялись наши матросы с Нестерчуком — их уже и след простыл, за каждым водолазом боцману не углядеть.

Под обжигающим взглядом человека в черном я невольно опустил глаза и бочком проследовал мимо девушки. Почему-то у меня, словно навязанная кем-то, появилась непрошеная, несвойственная мне мысль: «Чего с ними связываться? Мое дело сторона!»

Девушка внезапно вцепилась мне в рукав.

— Неужели вы оставите меня с ним? — взмолилась она жалобным голосом. — Сэр синьор, я вас прошу как отца!

Я будто очнулся. И хотя мне было тогда тридцать три, а ей лет семнадцать, но такое обращение, не скрою, польстило. Я браво развернулся и строго, по-отечески сказал человеку в черном:

— Идите своей дорогой, молодой человек. И не приставайте на улицах к девушкам!.. Синьорина, вы под надежной защитой русского водолаза, — галантно предложил я ей локоть.

Меня мгновенно развернуло, и я очутился лицом к лицу с ее разгневанным спутником.

— Предупреждаю… — процедил он.

— Лапы прочь! — сбросил я с плеча его руку. И спокойно заметил девушке, торопливо продевшей ручку под мой локоть, знакомыми с детства стихами: — «Вы не в Чикаго, моя дорогая!» Не волнуйся, дочка.

Человек молча глянул на меня, усмехнулся и отступил. Я повел девушку прочь…

— Куда вы меня ведете?! — вдруг вскричала она, безуспешно пытаясь высвободиться.

Мой локоть капканом зажимал ее руку, и теперь я почему-то упорно волок ее вслед за человеком в черном. Он уверенно спустился к совсем безлюдной, узкой набережной вдоль канала. Здесь лежала особенно мокрая синяя темнота, она тянулась от черно-голубой воды, натыкалась на спящие и брошенные дома и, не в силах уйти вширь, резким углом шла по стенам вверх, где переваливала за крыши…

Время от времени человек оборачивался и приказывал нам поторопиться. Не знаю отчего, и я и девушка вновь — оба мы беспрекословно подчинялись его командам.

Меня охватил страх. Я смутно понимал, что действую вопреки своей воле, но ничего с собой поделать не мог.