Гарри Гаррисон - Билл - Герой Галактики

— Мы не будем искать дорогу сами. Ты покажешь нам ее. Давай сюда гида!

— Гиды только для офицеров, — попытался возразить несчастный и громко икнул, когда стальной палец, похожий на толстый прут, ткнул его в живот.

— Можешь считать нас офицерами, — выдохнул сержант, — Мы не возражаем.

Клацая зубами, клерк заказал гида. Маленькая железная дверца напротив стойки со стуком отворилась. У гида было цилиндрическое стальное туловище на шести колесах, голова, напоминающая голову гончей, и пружинный блестящий хвост.

— Ко мне! — скомандовал сержант.

Гид кинулся к нему, высунув изо рта красный пластиковый язык и издавая механическое пыхтение, слегка заглушаемое стуком шестеренок. Сержант взял конец печатной ленты и быстро набрал код 1457-Д К-9 823-7 492 ст. 34 62, нажимая на кнопки, расположенные на голове гида. Тот звонко тявкнул несколько раз, захлопнул пасть, вильнул хвостом и помчался по коридору. Ветераны последовали за ним.

Больше часа они мотались по бегущим дорожкам и эскалаторам, тряслись в пневмокарах по монорельсовым дорогам и движущимся тротуарам, скользили с этажа на этаж в антигравитационных лифтах, пока, наконец, не добрались до комнаты № 62. В самом начале пути, сидя на скамеечке бегущей дорожки, солдаты прикрепили цепи поэтажных планов к поясным ремням: даже Биллу было понятно без объяснений, какую ценность представляет собой путеводитель в этом городе размером с планету. У двери комнаты № 62 гид трижды пролаял и укатил прочь, прежде чем они успели его схватить.

— Жаль, надо было быть половчее, — сказал сержант. — Эта штука дорогого стоит.

Он пнул ногой дверь и явил их взорам толстого мужчину, который сидел за письменным столом и орал в видеофон:

— Плевал я на ваши извинения! Из извинений шубу не сошьешь! Я знаю одно: график съемок на грани срыва, простаивают готовые к работе камеры, а главных действующих лиц нет как нет! Я задаю вам вопрос, и что же я слышу в ответ… — Он поднял глаза и завопил: — Вон! Убирайтесь вон! Вы что, не видите: я занят!

Сержант схватил видеофон, шваркнул его об пол и растоптал в пыль дымящиеся мелкие осколки.

— Здорово ты насобачился добиваться внимания, — сказал Билл.

— Два года непрерывных боев заставят насобачиться, — ответил сержант, угрожающе скрипнув зубами. — Мы прибыли, Ратт, что нам делать дальше?

Расшвыривая обломки видеофона, Ратт шагнул вперед и распахнул дверь за письменным столом.

— По местам! Дать освещение! — заорал он.

Поднялся невообразимый шум, вспыхнули ослепительные софиты. Прибывшие за наградами ветераны вышли вслед за Раттом на огромную шумную сцену, заполненную суетливо бегающими людьми. Камеры на моторизованных тележках и кранах ползали вокруг съемочной площадки, боковины и задник которой изображали тронный зал. Окрашенные стеклянные окна создавали иллюзию яркого солнечного света, трон был выхвачен золотистым лучом прожектора. Подгоняемая визгливыми приказаниями режиссера, толпа придворных и высших воинских чинов выстроилась перед троном.

— Он обозвал их кретинами, — в ужасе прошептал Билл. — Его же расстреляют за это!

— Ну и осел же ты все-таки, — сказал бомбардир, разматывая провод со своей правой ноги и втыкая его в розетку, чтобы подзарядить батареи. — Ведь это актеры! Станут они для такого дела тревожить настоящих придворных, как же!

— Времени до прибытия императора у нас хватит только на одну репетицию, так что смотрите внимательно! — Режиссер Ратт вскарабкался на императорский трон и устроился там поудобнее. — Я буду императором. Теперь вы, виновники торжества: ваша роль самая простая, попробуйте только завалить! Времени для дублей у нас не будет. Вы станете сюда и, когда я крикну «Мотор!», замрете по стойке «смирно», как учили, не зря же вы жрали хлеб налогоплательщиков! Эй ты, который слева, в птичьей клетке, — выруби немедленно свои треклятые моторы, ты нам забьешь всю звуковую дорожку! Только скрипни еще тормозами, я тебя враз обесточу! Внимание! Вы будете стоять смирно, пока не услышите свою фамилию, после чего сделаете шаг вперед и снова замрете. Император нацепит на вас ордена, вы отдадите честь, а затем — руки по швам и шаг назад. Дошло? Или это слишком сложно для ваших недоразвитых мозгов, забитых всякой дрянью?

— А пошел бы ты! — рыкнул сержант.

— Очень остроумно! Ну ладно, попробуем. Начали!

Они успели прорепетировать всю церемонию дважды, когда наконец пронзительно взвизгнули горны и шесть генералов с лучевыми пистолетами на взводе вошли в зал и встали спиной к трону. Все статисты, операторы, механики, даже сам режиссер Ратг согнулись в поклоне, а ветераны вытянулись в струнку. Император прошаркал к помосту, взобрался на него и плюхнулся на трон.

— Продолжайте… — сказал он скучным голосом и негромко рыгнул, прикрыв рот ладонью.

— Мотор! — заорал режиссер во всю мощь своих легких и выскочил из кадра.

Загремела музыка, и церемония началась. Когда церемониймейстер зачитал приказ с описанием подвигов, за которые герои сподобились получить благороднейшую из всех наград — «Пурпурную стрелу» с «Подвеской туманности Угольного Мешка», император поднялся со своего трона и величественно прошествовал вперед. Первым стоял пехотный сержант; Билл краем глаза видел, как император взял из поданной ему коробочки разукрашенный золотом, серебром, рубинами и платиной орден и пришпилил его к груди воина. Сержант отступил назад, и настала очередь Билла. Где-то далеко, за тридевять земель, громоподобный голос произнес его имя. Билл шагнул вперед, до последних мелочей соблюдая ритуал, тщательно отработанный в лагере имени Льва Троцкого. Перед ним стоял самый обожаемый человек Галактики. Длинный распухший нос, украшавший триллионы банкнот, был повернут прямо к нему. Выступающая вперед верхняя челюсть с торчащими наружу зубами, не сходившая с миллиардов телевизионных экранов, шевельнулась, и императорские уста произнесли Биллово имя. Косой императорский глаз смотрел прямо на него! Волна обожания поднялась в груди Билла подобно громадному валу прибоя, с грохотом бьющего в берег, и он отдал честь самым изысканным образом, на какой только был способен.

Откозырял он, надо сказать, блистательно, поскольку на свете не так уж много людей с двумя правыми руками. Оба предплечья описали плавные дуги, оба локтя замерли под предписанным углом, обе ладони со звонким щелчком уперлись в виски. Сделано это было мастерски, и император так удивился, что на одно ничтожное мгновение ему удалось сфокусировать на Билле оба глаза, после чего зрачки привычно разбежались в разные стороны. Все еще потрясенный необычным приветствием, император нашарил орден и воткнул булавку через мундир прямо в трепещущую Биллову плоть.