Александр Никишин - Инкубатор, или  Необыкновенные приключения Юрки Гагарина

Юрка оглянулся: его команда молча обвешивалась трофейными автоматами. Все, кроме Управдома. Я, говорит, объявляю нейтралитет, после чего Седой обозвал его «сыр швейцарский».

— Юмор пятиклассника, — презрительно пожал плечами Управдом. — При чём тут это?

Седой терпеливо разъяснил. Швейцарский — потому что нейтралитет.

— А сыр?

— А потому что такой же вонючий, как и ты, — ответил Седой, вызвав у людей бурю восторга. Ну и плевок от Управдома, после чего тот убежал и спрятался.

Сейчас Седой, насвистывая мелодию песни «Наверх вы, товарищи, все по местам, последний парад наступает», набивал в карманы и за пазуху термитные гранаты в форме груш, доставая их из большого железного ящика, обнаруженного в кладовке. Лица у всех были сосредоточенные и отрёшенные. Каждый думал о чём-то своём.

Подошёл Барон, спросил, глядя на Юрку тревожным взглядом:

— Что там, командир?

Юрка, протягивая ему бинокль, шепнул:

— Только тихо! Без паники. Не пугайте людей. Боюсь, на этой небольшой планете нас ждут очень большие неприятности.

Барон долго и молча всматривался в окуляры.

— Знаете, о чём я жалею? — сказал он и, не дождавшись Юркиного вопроса, ответил: — О том, что не увижу чемпионат мира в Москве. Я ж футбольный фанат. Первый свой чемпионат, это была Англия, я увидел в 1966-м, ещё ребёнком. И потом не пропускал ни одного. У телевизора, помню, экран размером с утюг и поэтому перед ним ставили линзу на ножках, она хорошо увеличивала. Все матчи перед глазами, как будто вчера это было. Как Яшин пенальти берёт после удара Маццолы, как Виктор Понедельник забивает португальцам. Помню, как наш Тофик Бахрамов немцев угробил, засчитав гол англичан, которого не было. Как Пеле рыдал, когда его с поля вели; снесли «десятку» уругвайцы, кажется, или парагвайцы? Я же всех застал: Гарринчу, португальца Эйсебио. Все составы сборных СССР помню, кто и где играл, кому и когда забивали. Логофет, Численко, Бышовец, Газзаев. Сам я из «спартачей», болельщик с сорокалетним стажем.

— «На свете нет ещё пока команды лучше «Спартака»!

— Во-во! Но «сборников» мы всегда уважали: Кипиани, Асатиани, Гуцаев — это Тбилиси. А Киев? Блохин, Веремеев, Буряк, Мунтян, Игорь Беланов, — какие ребята! Шестернёв из ЦСКА. Иштояна помню, Андреасяна из ереванского «Арарата». Из западных «звёзд» всех назову. Герда Мюллера помню, его гол в Мехико.

— Отец рассказывал, я его не застал.

— Ну да. Принял мяч к воротам спиной, развернулся и — точнёхонько в угол! Беккенбауэра помню — с «Золотой богиней», Бенкса, Чарльтона, Бекхема, Марадону, Рональдиньо, Баджио. Помню, как голландцы нас обыграли, как Дасаев пропустил тогда обидный гол. Круиффа помню, Ван Бастена, Зидана. И знаете, все эти годы я, как последний дурак думал: ну, ещё один чемпионат и мы станем первыми! Честно! Каждый раз одно и то же! А потом, когда опять проиграли, сидишь за бутылкой и чуть не рыдаешь: неужели никогда, никогда в жизни мы не сможем победить? Такая огромная и богатая страна! Хоть когда-нибудь? Доживу ли я до этого счастливого момента? И я жил ради этого дня, честно вам скажу! Теперь вот — Москва, родные стены, а я даже не узнаю, как наши сыграли.

Он замолчал.

Что должен был сказать на это Юрка? Не бэ, Барон, прорвёмся! Или: да не переживайте, всё будет нормально! Где наша не пропадала! Непременно увидим футбол в восемнадцатом году! Купим билеты в один сектор, вместе поорём за наших, поболеем! Только зачем выдавать желаемое за действительное? Себя обманывать и других? Да он себя уважать после этого перестанет! И без того всё сместилось за эту неделю, все житейские представления. То, что казалось важным и необходимым, без чего, казалось, нет и не может быть жизни — красивая одежда, машины, посуда, вкусная еда, парфюмерия, мобильники крутые, лэп-топы, да всё, что окружало их на Земле, весь этот необозримый, гигантский супермаркет вещей и услуг — всё это тут не значило абсолютно ничего. Тёплое шерстяное одеяло и удобная куртка важнее любой самой роскошной и дорогой земной вещи.

Зато невозможное, нереальное, фантастическое, за чем тянулись, о чём мечтали многие поколения землян — вот оно в самой реальной реальности, за иллюминатором! Но от этой реальности нападает тоска и берёт зевота. Всё обесценилось за неделю. Какие волнующие, возбуждающие споры про инопланетян разгорались на Земле: есть они, нет их, одни мы во Вселенной или где-то есть мыслящие существа. И что? Пожалуйста, вот они, реальные ответы на вопросы! Там, внизу, на Земле, они волнуют человечество, будоражат умы. Ради этих ответов земляне тратят миллиарды, запуская в космос корабли и станции, слушая гигантскими эхолотами мировое пространство — вдруг сигнал, вдруг где-то теплится или затеплилась жизнь? Но здесь-то эти проблемы точно не волнуют никого.

Если честно, вся инопланетная тема после Останкино утратила для Юрки романтический флёер. Жесткая реальность захватила землян. Всё подверглось инфляции после встречи с существами из иного мира — быт, чувства, эмоции. И что будет дальше в этой новой реальности — не сможет предсказать никакая Ванга, никакой самый продвинутый оракул. Часть этой реальности — вот она, в окулярах бинокля. Стоит, постукивая стеком о сапог, напоминая кота, который дежурит у мышиной норки, поджидая добычу.

Тебя, Гагарин, в первую очередь. Потом — Барона, к которому у него свои, «соседские» счёты, ну и Чирика, ограбившего его жилище, на закуску.

Чирик! Кстати, где он? Где это врун, болтун и хохотун? Подумал о нём Юрка и нехорошее предчувствие кольнуло в самое сердце: если его нет перед глазами, жди сюрприза!

— Где Чирик? Кто видел Чирика? — громко спросил Гагарин.

Никто не видел. Все пожимали плечами, оглядываясь по сторонам. Мол, только что был здесь, а куда шмыгнул и когда — проглядели. А главное, нет и его мешка, который клал под голову, тщательно от всех пряча и оберегая!

— Видимо, наш Чирик свинтил на выход, с вещами, — констатировал Седой. — Испугался Бугра и сбежал, как крысёнок с корабля. Только как он из табакерки-то вылез, это чёрт?

— А надо было вести себя с Петром Борисычем почтительно! — мстительно вставил Управдом. — Не надо было голую задницу выставлять! Перед солидным человеком. Зачем он такое сделал?

Седой посмотрел на него с плохо скрытым удивлением:

— Вам объяснить? Впрочем, не вижу смысла, вам всё равно не понять. Ясно, как божий день.

— Что вам ясно? — вскипел Управдом. — Ишь, напускает важности! Такое его поведение лишь подчеркивает крайне невысокую степень развития! А также полное отсутствие морали и нравственности.

— А у Бугровского — полное присутствие, по-вашему? У этого предателя?

— Во всяком случае, оплату за квартиру он никогда не задерживает. В отличие от некоторых. И, в отличие, опять же, от некоторых, всегда сдает деньги на озеленение.