Юлия Жукова - О богах, шакалах и детях

Я сижу, киваю его словам, счастливая, аж внутри что-то сжимается. Всё-таки ни с чем не сравнимое удовольствие, когда можно просто взять и сделать человека счастливым, без жертв и почти без труда. Будет тебе второй ребёнок, будет тебе хоть десять, если со всеми управишься.

— Алтонгирел?

От благостных размышлений и пылких речей нас отвлекает происходящее за соседним столиком. Алтонгирел стоит неподвижно, глядя в пространство широко открытыми глазами. Эцаган его окликает, видимо, уже не первый раз, но без толку.

— Погоди, может, у него предсказание пришло, — говорит ему Азамат.

— Да ни фига, знаю я, как это выглядит, когда он пророчит, — мотает головой Эцаган. — Такое впервые. Ау, солнце, очнись!

Алтонгирел внезапно вздрагивает, пытается как будто бы шагнуть вперёд и падает. Мы все кидаемся к нему. К счастью, он всё-таки приходит в себя. С трудом, но садится и мотает головой, мол, всё в порядке. Азамат смотрит на него прищурясь и разгоняет всех лишних, остаёмся только мы и Эцаган.

— В чём дело? — тихо спрашивает он.

— Будет тебе второй ребёнок, — убитым голосом сообщает Алтонгирел. — И раньше, чем ждёшь.

— С Лизой всё будет хорошо? — быстро спрашивает Азамат.

Алтонгирел невнятно кивает, вид у него несчастный и усталый.

— Всё-таки предсказание? — удивляется Эцаган.

Алтонгирел съёживается и прячет лицо в коленях. Оттуда, изнутри клубка, в который он смотался, раздаётся то ли стон, то ли согласие:

— Мгм.

Я лезу в Азаматову сумку, где он всегда носит составленную мной аптечку на все случаи жизни, извлекаю антистрессовое, подзываю перепуганного хозяина, заказываю воды, растворяю таблетку и вливаю в Алтошу, которого для этого приходится чуть не силком раскрутить. Ещё через пару минут он успокаивается.

— Эцаган, мы отсюда полетим обратно в столицу, — заявляет он. — Мне обязательно нужно поговорить с Наставником. Мне открылся новый способ предсказывать… Я предпочёл бы им без крайней нужды не пользоваться.

Остаток трапезы проходит в молчании. Алтонгирел больше ничего не рассказывает из своего видения, а мы не расспрашиваем. Во-первых, все понимают, что ему нельзя говорить лишнего, а во-вторых, ещё разнервничается, опять психанёт… ну его. Эцаган сидит мрачный, Сашка пытается всех развеселить какими-то анекдотами, но вскоре понимает, что ничего не выйдет.

Наконец являются местные безбородые Старейшины и просят аудиенции Императорского духовника. Азамат начинает их отговаривать, ссылаясь на то, что Алтонгирелу нездоровится, но тот только отмахивается, с некоторым трудом встаёт и уходит вместе с другими духовниками.

— Чего они от него-то хотят? — спрашиваю.

— Пообсуждать мою судьбу, — безрадостно отвечает Азамат. — Правда, боюсь, они не вовремя. Если Алтонгирел и правда только что про моё будущее что-то узнал, до встречи с Ажгдийдимидином будет молчать, как лесной демон… Хотя в свете последних событий это не самое лучшее сравнение, — с ухмылкой заканчивает он. — Я бы, правда, не отказался узнать, что он имел в виду под вторым ребёнком. Что-то мне не нравится, как он это преподнёс.

— Я думаю, он просто, как всегда, не ожидал от меня ничего хорошего, — ухмыляюсь. — Наверное, я залетела на этой неделе… или, может, на следующей залечу. Алтоша и вообще-то склонен всё драматизировать, а когда ему плохо, так тем более. Не переживай. Ты ведь не гуляешь налево, правда?

Азамат давится и долго не может прокашляться.

— Лиза, ты что! — сипит он наконец. — Ты как обо мне думаешь вообще?!

— С удовольствием, — смеюсь. — Расслабься, я пошутила!

— Хорошенькие шуточки, — Азамат угрюмо вытирает салфеткой слезящиеся глаза. — За такие шутки мужику могут и хребет переломить, знаешь ли. И уж точно проклянут.

— Азаматик, да ты обиделся на меня, что ли? — протягиваю руку погладить его по голове, но он отстраняется. — Ого, как тебя разобрало… Ну прости, ты же знаешь, я ничего подобного о тебе не думаю… Просто сморозила глупость, у меня иногда странные шутки.

Азамат вздыхает и с явным усилием превозмогает себя.

— Я понимаю, что ты не хотела меня обижать и не думаешь, что я тебе изменяю. Но очень тебя прошу больше так никогда не говорить. Ты, видимо, не представляешь себе, насколько это оскорбительно.

— И правда не представляю, — соглашаюсь. — А ещё я кое-чего не понимаю.

— Спрашивай, — Азамат вытягивается на подушках, пристраивая голову рядом с Алэком. — Однако давно я так не злился… Привык к хорошему обращению, нечего сказать, надо как-то сдерживаться. Так чего ты не понимаешь?

— Мне уже как-то стрёмно спрашивать. Ну ладно, попробую… Вот есть у вас этот обычай, что если замужняя женщина длинные волосы носит, значит, верная. Получается, если она коротко стрижётся, то все знают, что она мужу изменяет, так ведь?

— Не совсем. Короткие волосы означают, что она не чувствует обязательств перед мужем, а значит, может изменить, особенно за деньги.

— Хорошо, — киваю, — даже если так. Всё равно выходит, что нет ничего зазорного в измене. Раз можно это вот так взять и напоказ выставить.

Азамат изгибает бровь, всматриваясь в меня.

— Это, естественно, работает только с красивыми жёнами, — наконец поясняет он, и по тону понятно, что речь идёт о совершенно очевидных вещах.

— А с красивыми мужьями?

— То же самое. Они, конечно, волосы для этого не стригут, но красивый муж может изменять некрасивой жене, его никто не осудит. Но, Лиза, я обиделся не из-за этого. Измена — это, конечно, отвратительно, и я бы никогда так не поступил, но ведь ты имела в виду нечто иное. Ты предположила, что у меня может быть ребёнок от какой-то другой женщины.

— Только не заводись опять, — поднимаю руку в предупреждающем жесте. — Я просто глупо пошутила. Но вообще дети иногда становятся следствием супружеской измены, как это ни удивительно.

Азамат всё-таки снова хмурится.

— Возможно, у вас к этому как-то проще относятся, но я тебе очень не советую шутить на подобные темы здесь, на Муданге. Даже для тебя это может кончиться плохо. Обвинить мужчину в том, что у него есть внебрачные дети — это… невероятно унизительно. Я даже не знаю, с чем сравнить. Дети не от жены могут быть только у того, кто не может содержать жену, понимаешь? У кого не хватает денег расплатиться за беременность, и он делает ребёнка на стороне, по дешёвке. Или просто не умеет держать штаны застёгнутыми. Это гнуснейшее оскорбление достоинству мужчины.

— Азамат, но ты же понимаешь, мне бы и в голову не пришло говорить тебе такие гадости, — развожу руками.

— Понимаю, понимаю, — вздыхает он. — Ты сама знаешь, как трудно сдержать первую реакцию. Прости, я тоже хорош, взъелся на пустом месте, знаю ведь, что ты ничего плохого не хотела сказать.