Алекс Орлов - Тютюнин против инопланетян

От такой наглости Штерн так растерялся, что лишь молча открывал и закрывал рот. Фригидин же между тем продолжал грезить наяву.

– Я уже все продумал, Борис Львович. «Втормехпошив» я переименую в «Калерию Дмитриевну» – это мою матушку так зовут. Дальше я потребую от секретарши Елены Васильевны, чтобы она со мной жила в первой половине дня, а во второй пусть работает. Так. – Фригидин прикрыл от восторга глаза и уже начал загибать пальцы. – В-третьих, я уволю Тютюнина – он груб и кормил меня сахаром. В смысле закармливал. А еще яйца всякие на работу таскает, а они, может быть, заразные. Так, потом я заставлю Тур-бинова постричься и чтобы от него не воняло перегаром, это в-пятых. А… И еще, пусть уж Елена Васильевна живет со мной не в первой половине дня, а круглосуточно, я же еще вполне молодой мужчина. Вот, пожалуй, и все, Борис Львович. Ну что, согласны уехать в Израиль?

К директору наконец вернулся дар речи.

– Я буду думать, Фригидин. А вам, пока вы еще не стали опытным и надежным менеджером, лучше возвратиться в бухгалтерию,

– Хорошо, Борис Львович, я ухожу, но вообще-то не прощаюсь.

Когда Фригидин наконец удалился, Штерн перевел дух и, указав пальцем на приоткрытую дверь, попросил:

– Сергей, не в службу, а в дружбу, если будет такая возможность – дайте Фригидину в морду.

Больше до самого обеда никаких особенных мехов не предлагали, и на законный перерыв коллектив приемки ушел налегке.

Сделав по бутерброду с маслом, Тютюнин и Кузьмич вышли во двор, где встретили дизайнера Турбинова – трезвого, но полного сил и желания занять денег.

– Давно тебя не видел, – заметил Сергей.

– Я в творческом… поиске, – проскрипел Турбинов и попытался изобразить на пожелтевшем лице улыбку.

– Болеет человек, – словно ни к кому не обращаясь, произнес Кузьмич и вздохнул.

– У меня больше нет денег, – развел руками Серега. – Только восемь рублей на хлеб.

– Мне не нужны деньги. Я на работу пришел, – через силу произнес Турбинов и печально посмотрел в сторону грязных витрин небольшого ларька, где нелегально продавалась русская водка «Кавказ», произведенная по древним рецептам из тормозной жидкости высшего качества.

– Давайте лучше присядем – – в ногах правды нет, – предложил Кузьмич, указывая на поваленный в грозу тополь, отшлифованный клиентами за долгие часы ожидания.

Они присели.

Неугомонный Фригидин выглянул в коридор из бухгалтерии и, поведя чувствительным носом, не обнаружил никакой опасности.

Соблюдая крайнюю осторожность, он выскользнул из своей норы, на цыпочках подошел к двери приемки и тихонько толкнул.

Дверь подалась, а это значило, что ее забыли запереть.

«Ха! Раньше Тютюнин себе такого не позволял. Сразу бы остался без сахара, а теперь возомнил о себе… Возомнил. Что ж, будем карать…»

С этими коварными мыслями в голове Фригидин проник в помещение и, оглядевшись, деловито подтянул нарукавники.

Сделать ему предстояло многое.

«Сахар – это я потом, – сказал себе бухгалтер. – Сначала попробуем что-то новенькое».

Фригидин уже знал, что Тютюнин со своей женой поочередно высиживают яйца фламинго, а потому решил нанести самый болезненный удар.

Приподняв крышечку нагревателя молочной смеси, диверсант увидел белую скорлупу яйца. Такую беззащитную и тонкую.

«Стоит лишь ткнуть пальчиком и… Стоит лишь ткнуть пальчиком…»

Фригидин занес для удара острый, как шило, перст и, прошептав: «Получ-чи!» – проткнул им яйцо.

Раздавшийся вслед за этим вопль был слышен не только во дворе «Втормехпошива», но даже и в соседних кварталах. Жители, те, что прогуливали работу и пили дома водку, подумали, что это пожарная сирена. Трезвь^е же решили, что по радио поет Николай Басков, и сделали погромче.

А это был не Басков, а несчастный бухгалтер Фригидин, кричавший от боли на два голоса, отчего получалось очень красиво.

Через мгновение в приемку ворвались Тютюнин, Кузьмич и пришедший в себя Турбинов.

– Что это за дела, Фригидин?! – закричал он первым, надеясь для начала затеять драку.

– Я только хотел потрога-а-ать! – вопил бухгалтер, тряся рукой, за которую держалась зубами неизвестная тварь. – Уберите от меня этого аллигатора! Он откусит мне палец!

– А это и не аллигатор вовсе. Это калифорнийский кайман, – подвел итог всезнающий Кузьмич и, схватив каймана за хвост, легко отцепил его от бухгалтерской руки.

Глядя на все это, Сергей Тютюнин, как хозяин яиц, пребывал в крайнем удивлении.

– Это чего же получается, Кузьмич, я этих змей на груди пригрел? – спросил он.

– А это не змеи, это полезные твари, скажу я тебе.

– Чем же они полезные?

– Может, вы сначала… окажете мне помощь?! – переходя на визг, напомнил о себе Фригидин.

– Не ори, пойди скажи Елене Васильевне, чтобы она тебе карету «скорой помощи» вызвала…

– Да! Да! – Держа перед собой укушенный палец, бухгалтер выскочил в коридор и помчался к директорской приемной, топоча, словно дикий козел, и громко крича:

– Карету мне! Срочно карету!

После ухода шумного Фригидина в приемке воцарилась тишина. Только два вылупившихся кайманчика бегали по полу, смешно тараща глазки и останавливаясь возле людей в надежде, что кто-то по дурости сунет им палец.

– Голодные, – сделал вывод Кузьмич. – Надо им мясца или хотя бы колбасы свиной.

– А разве ж крокодилы колбасу едят? – спросил Сергей.

Он сторонился своих найденышей, поскольку психологически уже приготовил себя к вылуплению фламингов, а тут на тебе – кайманы.

– Они все едят, потому как хищники.

– Да откуда ты все про них знаешь? – заинтересовался Турбинов, который в трезвом состоянии был довольно любознателен.

– Так я же во Флориде три года провел, когда в ГРУ работал.

– И чего ты там делал, в этой Флориде?

– Шаттлы сбивал… – просто ответил Кузьмич. – А я вам разве не рассказывал?

– Да нет же! – одновременно воскликнули Тютюнин и Турбинов и сразу сели возле Кузьмича.

– Ну, ничего такого особенного. Сначала на Кубу, оттуда во Флориду перебрался и в болотах среди кайманов калифорнийских затаился.

– И никто тебя там не находил? Неужели не охраняли американцы свою НАСА? – подивился просвещенный Турбинов.

– Почему не охраняли? Жутко охраняли. Болота эти ну просто бреднем процеживали – диверсий боялись.

– А как же ты выкрутился, если просеивали?

– Соответствовал внешнему виду каймана, – пожал плечами Кузьмич. – Там же грязь, тина, водоросли. Я даже извивался, как кайман, но они чего-то заподозрили. Правда, пристрелить меня опасались – вдруг я чистокровный кайман, а у них за редкое животное – сразу в камеру. Вот они, подлецы, и решили меня проверить… – Кузьмич вздохнул.