Дуглас Адамс - Путеводитель по Галактике для автостопщиков

Он откинулся на спинку огромного кожаного кресла, напоминающего формой летучую мышь, и уставился на них. Он снова сделал лицом улыбку.

Форд не мог отдышаться. Он провел шершавым языком по пересохшим губам и застонал.

Артур сказал жизнерадостно:

— Вообще-то, мне понравилось.

Форд повернулся к нему, уронив челюсть. Такое ему в голову просто не приходило.

Брови вогона удивленно поднялись и закрыли его нос, что сделало его чуть-чуть симпатичнее.

— Ну. хорошо… — пробормотал он в изрядном замешательстве.

— Да, да, — сказал Артур. — Я думаю, что некоторые метафизические образы очень эффектны.

Форд все еще таращился на него, пытаясь осмыслить этот совершенно новый для него подход. Может быть, они, в самом деле, смогут взять наглостью?

— Хорошо, продолжайте, — подбодрил вогон.

— Ну… и также интересна ритмическая структура, — продолжал Артур. — Она, как будто, противопоставляется… э-э… — он застрял.

Форд бросился ему на выручку, вставив:

— …противопоставляется сюрреализму, метафорично подчеркивающему… э-э-э… — он тоже завяз, но Артур был вновь наготове.

— …гуманизм.

— Вогонизм, — прошипел ему Форд.

— Ах, да, простите, вогонизм сострадающей души поэта, — Артур почувствовал, что его понесло, — который имеет целью посредством стихотворной формы возвысить одно, переступить через пределы другого, примириться с фундаментальными дихотомиями третьего, — (он вошел в триумфальное крещендо) — и оставить у слушателя ощущение глубокого и живого взгляда в… э-э… (…которое вдруг оставило его на полпути).

Форд быстро подхватил, выкрикнув:

— В то самое, о чем бы ни было это стихотворение! — Затем он шепнул: — Отлично, Артур, здорово!

Вогон пристально посмотрел на них. В какой-то момент его ожесточенное расовое самосознание смягчилось, но, нет, подумал он, слишком поздно. Его голос стал напоминать кошку, чешущую когти.

— То есть, вы хотите сказать, что я пишу стихи потому, что, несмотря на свою отвратительную грубую внешность, я, на самом деле, хочу любви. — Он сделал паузу. — Так?

Форд натянуто захихикал.

— Ну, да, — сказал он. — Разве все мы в глубине души не…

Вогон встал.

— Нет! — рявкнул он. — Я пишу стихи потому, что это доставляет моей отвратительной грубой внешности чувство несказанного облегчения. Я вас все равно выброшу за борт. Охрана! Отведите пленников к третьему шлюзу и вышвырните их вон!

— Как? — воскликнул Форд.

Огромный молодой вогон-охранник подошел и выдернул их из кресел своими толстыми руками.

— Вы не можете выбросить нас в космос, — завопил Форд. — Мы пишем книгу!

— Сопротивление бесполезно! — заорал в ответ охранник. Это была первая фраза, которую он выучил, поступив на службу в Вогонский Охранный Корпус.

Капитан посмотрел на них, равнодушно улыбаясь, и отвернулся.

Артур изумленно вертел головой.

— Я не хочу умирать! — закричал он. — У меня болит голова! Я не хочу отправляться на небеса с головной болью, это будет меня раздражать и я не получу никакого удовольствия!

Охранник обхватил их обоих за шеи и, почтительно поклонившись спине капитана, выволок с мостика, не обращая внимания на их сопротивление. Стальная дверь закрылась, и капитан снова остался один. Он задумчиво промурлыкал что-то и полистал свою записную книжку со стихами.

— Хм, — сказал он. — Противопоставляется сюрреализму, метафорично подчеркивающему…

Он на секунду задумался, потом с мрачной улыбкой закрыл книжку и сказал:

— Смерть слишком хороша для них.

В длинном коридоре со стальными стенами раздавалось эхо слабой борьбы двух гуманоидов, крепко зажатых подмышками у вогона.

— Да что такое? — хрипел Артур. — Это неслыханно. Отпусти меня, мерзавец!

Охранник тащил их дальше, не обращая внимания.

— Не беспокойся, — сказал Форд, но без надежды в голосе. — Я сейчас что-нибудь придумаю.

— Сопротивление бесполезно! — прорычал охранник.

— Пожалуйста, не надо, — проговорил, заикаясь, Форд. — Как можно сохранять душевное равновесие, когда тебе говорят такие вещи?

— О, Господи, — застонал Артур. — Тебе хорошо говорить о душевном равновесии, ведь это не твою планету сегодня уничтожили. Я проснулся сегодня утром и собирался отдохнуть от работы, почитать, почистить свою собаку. Сейчас только четыре часа дня, а меня уже вышвыривают из инопланетного космического корабля в шести световых годах от дымящихся останков Земли! — Вогон прижал руку, и он захрипел и забулькал.

— Ладно, — сказал Форд, — хватит паниковать.

— А кто паникует? — разозлился Артур. — Это просто культурный шок. Подожди, я сориентируюсь в ситуации, свыкнусь с окружающей действительностью, вот тогда и начну паниковать.

— Артур, у тебя истерика. Заткнись! — Форд отчаянно попытался собраться с мыслями, но охранник снова закричал:

— Сопротивление бесполезно!

— И ты заткнись! — огрызнулся Форд.

— Сопротивление бесполезно!

— Ох, смени пластинку, — сказал Форд. Он вывернул голову и заглянул охраннику в лицо. Ему пришла в голову мысль.

— Послушай, а тебе все это нравится? — спросил он вдруг.

Вогон застыл на месте, на лице его медленно проступила безграничная тупость.

— Нравится? — промычал он. — Ты это о чем?

— Я вот о чем, — ответил Форд. — Такая жизнь дает тебе чувство удовлетворения? Ты вот топаешь, орешь, вышвыриваешь людей за борт.

Вогон уставился в низкий стальной потолок, его брови почти наползли одна на другую. Его рот непроизвольно открылся. Наконец, он сказал:

— Ну, работа, в общем, непыльная.

— Это точно, — согласился Форд.

Артур тоже вывернул голову и посмотрел на Форда.

— Форд, что ты делаешь? — удивленно прошептал он.

— Да так, интересуюсь окружающим меня миром, — ответил Форд. — Итак, работа, значит, неплохая? — заключил он, обращаясь к вогону.

Вогон таращился на него, пока мысли его копошились в темных глубинах.

— В общем, да, — ответил он, — а в частности, это ты точно говоришь, в основном паршиво. Кроме… — он снова подумал, для чего ему потребовалось посмотреть на потолок. — Кроме насчет поорать, это я люблю. — Он вдохнул и заревел: — Сопротивление…

— Да, конечно, — быстро оборвал его Форд. — У тебя хорошо получается. Но если в основном паршиво, — он говорил медленно, чтобы его слова доходили наверняка, — так зачем же ты этим занимаешься? Ради чего? Женщины? Деньги? Крутизна? Или ты считаешь достойной тебя участью мириться с этим безмозглым однообразием?

— Э-э… — сказал охранник, — э-э… я не знаю. Я, вроде как… так и делаю. Моя тетя сказала, что служить в охране на космическом корабле — это хорошее занятие для молодого вогона: форма, вот, кобура… безмозглое однообразие опять же.