Борис Лавров - Это есть наш последний и решительный бой!

— Хм, — писатель повторил пинок. Одним из его секретов было, что он боится высоты, поэтому полёты графоман-нацист чаще всего оставлял своим подопечным. — Так в общем, — он поправил на преданно глядящем ему в лицо Пашке шлем (копию шлемов римских легионеров, украшенную человеконенавистническими надписями, попиравшими права афроамериканцев, иудеев и Свидетелей Иеговы. Шлем был сделан из модифицированного титана). Задумчиво благословил аппарат поданным портретом Сталина, производя движение "коловрат". — Целоваться не будем, — Пашка потупился. — Обниматься тоже, — Пашка вздохнул. — Книгу с автографом я положил в багаж. Да, не перепутай! Полетишь над Москвой, найди дом писателя Лукиянко, сбрось на него пару фугасок, они в левом контейнере, книга в правом.

— Он в многоквартирке живёт, — подала голос одна из провожающих — типично русская красавица, скромно прятавшая руки под передником (где находился тридцатизарядный "вилькинсон Линда" и полуметровый боевой нож… ну и ключи от погреба). — Могут пострадать невинные, учитель.

— А, — Верещагин хотел махнуть рукой и сказать, что в Москве всё равно живут одни чурки, но, покосившись на стоящего в общем строю белобрысого и черноглазого Рауфа Иванова и поправился по ходу: — Кровь невинных — дело святое. Мы потом им памятник поставим. После победы нашего дела. В общем ты понял, — он хлопнул Пашку по плечу. — Лети, сокол наш. На святое дело идёшь. Петька станет тебя на спарринг зазывать — не ходи. Чего доброго убьёшь. Или он тебя… — дилемма вновь вызвала у писателя припадок задумчивости. Все почтительно молчали, лишь за сараями монотонно вопил наказуемый за какую-то небрежность строительный рабочий-китаец. — Ну это не важно в общем, — заключил Верещагин. — Прилетишь, поговоришь, улетишь.

— Жизни не пожалею, — клятвенно заверил Пашка.

— Не жалей, — кивнул Верещагин. — Особенно чужих. Но и со своей не церемонься…

…Когда стратоплан растаял в белом летнем небе и все закончили промакать глаза платочками, Верещагин хрустнул пальцами и строго сказал:

— Обед.

Потом кивнул ключнице:

— Пошли со мной, сделаешь мне… отчёт. Насчёт продуктов.

Многоэтажка красиво осела в дымных облаках.

(Позже напишут, что взрыв был произведён коммунофашистами на деньги Аль-Каиды и по личному приказу Буша-старшего. Но Пашку это совершенно не волновало. Гораздо сильней он огорчится, узнав, что Лукиянко выжил-таки — в момент прицельной бомбёжки он находился в медвытрезвителе и в алкогольном бреду кричал, пугая сокамерников: "Всем выйти из Сумрака и получить бесплатный аТан! Я Кей Дач, повиноваться мне, как Володьке Крапивину!!!")

Стратоплан вновь нырнул вверх и через три минуты вышел из стратосферы над Тихим Океаном. Попутно — из чистой вредности — сбросив прихваченный с собой пакет с мусором на палубу подвернувшегося американского авианосца, Пашка включил ДжиПиЭс-навигатор и откинулся в кресле, созерцая панораму Пасифика…

Тем временем на пороге знаменитого графомана появился другой графоман, не менее известный… в куда более узких кругах. Звали этого графомана Борис Борисычем, но сам он себя при встрече рекомендовал не иначе как Сказочника, при этом делая наисерьезнейшее выражение лица и зачем-то надевая на голову до этого мирно лежавший за пазухой берет с павлиньим пером. На боку у Сказочника всегда висела шпага, за которую его нередко штрафовали милиционеры, за спиной мерно покачивался небольшой черный плащ, придающий ему отдаленное сходство с Бетменом, а ноги громко цокали по земле ботфортами с золотым шитьем. В отличии от Верещагина, ненависти к бородам Сказочник не имел, потому лицо графомана украшали мушкетерские усы и бородка клинышком. Не менее красивыми выглядели на лице и мириады прышей всех оттенков и размеров. Под мышкой у графомана торчала весьма смятая рукопись, украшенная рисунками, исполенными со всем присущим Остапу Бендеру мастерством. С какого черта Сказочника несло к Верещагину, пока известно не было, но весь мир знал привычку юного графомана соваться в самые опасные места и рисковать почем зря. Так или иначе, Сказочник постучал. Зная нелюбовь Верещагина к крайне русофобской выдумке — звонку, он не рисковал позвонить, хотя выдумка и висела не дверях для приличия…

… - Ек, — крякнул Верещагин, отвлекаясь от клю… чей, которые перебирал на ладони. — ОПЯТЬ не позвонили… — он сердито покосился на экран монитора и разочарованно вздохнул. Звонок на дверях в могучем заборе-частоколе напрямую замыкал электроспуск вделанного над воротами ПКТ, жёстко направленного на пятачок земли перед входом. Время от времени некоторые самонадеянные журналисты и прочие незваные гости на звонок ловились (их изрешечённые и разваливающиеся на части глупые тушки закапывали за мусорником), но "свои" про ПКТ знали и предпочитали барабанить в ворота кулаком или — которые особо СВОИ — ногой. При виде гостя графоман впал в глубокую задумчивость и почесал нагайкой (а вот интересно, зачем она оказалась у него в руке?) бровь. Нет, у него в знакомых ходили ролевики. Даже пара хоббитов была (один — два метра семь сантиметров роста, в обычной жизни боец ОМОНа — производил особо выгодное впечаление на любые Силы Тьмы). Эльфы вообще временами кучковались на хуторе, как дома (по странной логике Верещагин искренне считал их всех русскими националистами и, что самое смешное, почти никогда не ошибался!). Но персонаж за воротами напоминал оживший кадр из сериала "Графиня де Монсоро", что и спасло ему жизнь на ближайшие полчаса минимум. Сериалы Жигунова Верещагину нравились, хотя не имели никакого отношения к Русской Идее.

— Не знаю такого, — признался Верещагин лежащей… вокруг пустоте и тишине. Прокашлялся, набрал воздуху в лёгкие, поперхнулся, сплюнул, почесал нагайкой спину и позвал нормальным голосом: — Кто там на воротах? Берет сверху видите?

— Вижу, батько, — доложил радостный мальчишеский голос. — Аккурат в пряжку под перо целюсь. Или как, в живот подстрелить, чтоб помучился?

— Я те подстрелю, — добродушно сказал Верещагин (изобретательность часового ему понравилась). — Давай его сюда, в берете этого. Говорить с ним буду. Ндравица ён мне…

…Сказочник ворвался в дом Верещагина аки вихрь, сметая все на своем пути и не обращая внимания на Максимов и Катюш, торчащих из кладовки. Добравшись до Верещагина, он отвесил графоману церемонный поклон с маханием плащом и подметанием пола пером берета.

— А я к вам тут, знаете, так, по-соседски зайти решил. Через город я проездом, вот, знаете, отчего ж и не зайти! Мы с вами встречались виртуально на интернет-конференции "Педофилы — инопланетяне или мутанты?" Я ведь, знаете, тоже, как и вы, кстати сказать, это — писатель! Сказки пишу, потому и зовут меня Сказочник, я вам об этом говорил, нет? Так вот, это самое, вот, решил я значит к вам зайти, чтобы представить на суд вас, Олег Николаевич, как опытного писателя, свое новое творение, читать?

Читать дальше