Надежда Федотова - Гончая. Тень короля

— Что они так долго? — донесся до него встревоженный голос брата Филипа. Летописец обернулся: остальные члены общины собрались вокруг очага. Брат Кевин помешивал деревянной ложкой похлебку, осунувшийся Гален, протянув ладони к огню, тихо жмурился от удовольствия, Джералд, уткнувшись в молитвенник, монотонно бубнил что-то себе под нос. Алби, чуть в сторонке, ощипывал чудом найденную где-то курицу. Не было только аббата, брата Патрика и брата Даллана — они втроем ушли еще поутру, как сказал глава общины — "разузнать обстановку".

— Уж солнце давно село, — продолжал брат Филип, — а их все нет. Не случилось ли чего?

— Будем надеяться на лучшее, — кротко опустил глаза летописец. — Тем более, что норманны — в Арме, тут им разжиться нечем… Да и аббат при оружии.

— Он-то да… — вздохнул Кевин, — осторожно пробуя свое варево. — Но вот братья?.. Даллан — так вообще слепой. А Патрик едва-едва в себя приходить начал. Не понимаю, почему отец Бэннан не взял с собой хотя бы Джералда? Он ведь умеет с мечом управляться. Так, Джерри?

— Умел когда-то, — невнятно отозвался послушник, на краткий миг оторвав голову от молитвослова. — Только зарекся я оружие в руки брать… Да и где его достанешь сейчас?

— Тоже верно, — подумав, согласился Филип. И подбросил в огонь торфу. Брат Колум задумчиво посмотрел на Джералда — и внутренне согласился с выбором аббата. Молодой дворянин после смерти брата Лири не то чтобы повредился рассудком, но определенно был не в себе. "Может, и воевал он во время оно, — подумал летописец, — да только сейчас и от Галена проку больше!"

— Зря вы так беспокоитесь, братец, — крепыш Алби уже кончил ощипывать курицу и сейчас, вооружившись ножом, споро разделывал тушку на части, бросая куски мяса в щербатую деревянную миску. — На мили вокруг никого нету — все сбегли… А ежели вдруг кто и рискнет одиноких монахов обидеть — так попробует посоху брата Даллана, да враз и опомнится! Им же вола убить можно. А брат Даллан, даром что незрячий, муху на слух одним движением в воздухе ловит…

— Тоже воевал, наверное, — предположил Гален. Алби пожал плечами. И, отложив нож, протянул полную миску брату Кевину:

— Готово! Ох, знатной похлебки наварим нынче!..

— В нее б еще морковки, — посетовал монах, принимая подношение. — Да соли, да травок…

— И без того вкусно будет, — Гален сглотнул слюнки, голодными глазами наблюдая, как брат Кевин бросает мясо в котелок. Члены общины привыкли довольствоваться малым, и мясо ели редко, но сейчас всем необходимо было подкрепить силы. А что может быть лучше густой овсяной похлебки, щедро сдобренной свежей курятиной?.. Летописец почувствовал, как у него заурчало в животе. Свои припасы монахи подъели еще вчера, и голод давал о себе знать…

Дверь хижины распахнулась и через порог шагнула высокая фигура отца Бэннана. За его спиной маячили балахоны Даллана и Патрика. Брат Филип, обернувшись, испустил громкий вздох облегчения:

— Слава Господу, вы вернулись, отче!

— Так отчего ж нам не вернуться было? — удивился аббат, уже привычно пересчитав по головам всех присутствующих. И скинул плащ в руки подбежавшему Галену:- Тихо вокруг.

— Даже слишком, — обронил Джералд, поднимаясь. — Садитесь поближе к огню, отче! Вы, наверное, продрогли?

— Почему, вовсе нет. Быстрая ходьба греет кровь, да к тому же мы с братьями таки нашли в трех милях отсюда придорожный трактир, — отец Бэннан опустился на лавку и, пристроив между сапог сундучок, добавил:- не брошенный. И народу там целая уйма.

— Но как же…

— А война?..

— А норманны?!

— Тише, братья, тише, — аббат улыбнулся и обвел взглядом остальных:- Я сейчас все расскажу. Гален, дитя мое, повесь плащ на притолоку, да тоже садись… Мы принесли благие вести. Норманны покидают Аргиаллу!

— Как? — округлил глаза брат Кевин. — Уже?!

— Я так понимаю, — развел руками отец Бэннан, — главной их целью была Арма. Много ли на нее времени надо?.. Уж все разграбили, да назад и поворотили.

— Странно, — высказался Джералд, морща брови. — Помимо Армы на севере много чего взять можно…

— Они пытались, — пробасил брат Даллан, ставя посох к стене и устраиваясь рядышком с аббатом. — Да не вышло. Вожди Аргиаллы стеной на защиту встали.

— И про усобицы забыли, — весело дополнил глава общины. — В трактире говорят, разбили норманнов наголову! А тех, кто уцелел, в бегство повергли: местные рассказывали, что враги отсюда до самой Армы как по воздуху летели, нигде не причаливая. А там уж, вроде как, со своими воссоединились да обратно домой повернули… И что это значит, братья?..

— Понятно, что, — веснушчатое лицо Алби озарила довольная улыбка:- Кто к нам со своим уставом придет, тот в нашем монастыре навечно и останется!.. Ха! Ишь, разогнались, собачьи дети… Да не родился еще тот ирландец, который волку северному спину подставит!

— Кхм, — крякнул аббат, глядя на лопающегося от гордости крестьянина. — Оно-то так, конечно… Но я немного не то имел в виду, сын мой. Честь и хвала вождям Аргиаллы, однако для нас бегство норманнов значит только одно — дорога открыта!

— Дорога к разоренному городу? — переспросил Джералд. — Вы уверены, святой отец, что нам сейчас там рады будут?

— Как раз сейчас — да, — кивнул аббат. — Тяжкие времена настали для Армы, многие братья пали, защищая ее. И наш долг — заступить им на смену… В конце концов, мы ведь за тем туда и шли, не так ли?..

Джералд не нашелся с ответом. Брат Кевин, рассеянно взявшись за черпак, подумал и сказал:

— Мы послушны вашей воле, отче. И с радостью будем служить Господу хоть на Скеллиге, хоть еще где… Но не опасно ли теперь на дорогах? Война лихих людей плодит.

— Согласен, — глава общины обернулся на дверь. — Потому пойдем в обход. Весь сброд разбойничий нынче вороньем на большие селения слетелся, глухие тропы мародерам без надобности. Значит, ими и двинемся. Даст Бог, дойдем.

— Конечно, дойдем! — блестя глазами, воскликнул Гален. — Ведь чуть-чуть совсем осталось, да, отче?

— Да, дитя мое, — ласково улыбнулся аббат, потрепав мальчика по спутанным вихрам на макушке. Джералд медленно кивнул:

— И то верно… Не зря же брат Лири Богу душу отдал…

Монахи примолкли. Упоминание о покойном брате всколыхнуло утихшую было грусть. Сразу вспомнился Скеллиг, безмятежные дни тихого служения, похожие один на другой — спокойные, неизменные от года к году. Вспомнились другие монахи, что остались лежать в каменистой земле утеса… И эти воспоминания дымной горечью заволокли просветлевшие было лица членов маленькой общины.

Аббат, бросив укоризненный взгляд на послушника, расправил плечи:

— Не время печалиться, братья. Уныние — грех… Кевин, скоро ли ужин поспеет?