Лоуренс Уотт-Эванс - Отмеченный богами

"Если я не найду способа на этом разжиться, — сказал себе Азари, — то заслуживаю того, чтобы навсегда остаться нищим”.

Вей Ко определил, под каким углом падает солнечный свет на крашеную стену, и задумался. Префект Домдара раньше никогда не опаздывал на службу.

— Наверное, он заболел, — обратился Вей Ко к застывшему в ожидании секретарю. — Он завтракал сегодня?

— Нет, господин, — ответил секретарь. — Слуги говорят, он не требовал завтрака в постель и не спускался в трапезную.

Эти слова положили конец сомнениям Вей Ко.

— Пошли, — сказал он. — Следует проверить.

— Слушаюсь, господин.

Они свернули в коридор, гулко топоча деревянными подошвами по зеркальному паркетному полу.

Вей Ко постучал в золоченую дверь и негромко спросил:

— Префект, с вами все в порядке?

Не услышав ответа, он приоткрыл дверь и заглянул в помещение.

— Да помилуют нас боги! — прошептал Вей Ко на родном матуанском, судорожно вздохнув.

Затем он распахнул дверь, и секретарь, в свою очередь, хватил воздух широко открытым ртом.

Как ни странно, прежде всего им бросилось в глаза то, что в помещении слишком светло. В потолке зияла огромная дыра, и через неё заливали комнату солнечные лучи.

Красные с золотом стены спальни были испещрены бурыми пятнами, остатки богато расшитых покрывал валялись на полу, гобелены, висевшие на стенах, куда-то подевались.

Большие фигуры из золота, стоявшие ранее по обеим сторонам огромной кровати, тоже исчезли, а вместе с ними испарились и лаковые шкатулки, в которых префект хранил свое золото и лекарства.

Сейчас он и его сожительница неподвижно лежали на постели среди смятых подушек и порванных одеял. Их обнаженные тела были располосованы от горла до лобка и напоминали выпотрошенных рыб.

Секретарь лишился чувств и тяжело рухнул на пол коридора.

Вей Ко стоял на месте как прикованный, но в полном сознании, даже ухитрился удержать в желудке недавний завтрак. Правда, это удалось ему лишь ценой огромных усилий.

Оправившись от первоначального шока, он воскликнул:

— Кто это мог сделать? Каким образом? Где была охрана? Почему никто ничего не слышал?

Однако самый главный вопрос — “Что в ответ на такое злодеяние предпримет Империя?” — вслух произнесен не был.

Фургон прибыл в Фадари Ту, когда Тебас Тудан находился со своими учениками в пещере. Жители поселения стали живо обсуждать с возницами вопрос, следует ли отправить за магом посыльного или подождать его возвращения. Иные предлагали фургонщикам самим подняться по склону.

В конечном итоге к магу направили посыльного, и вскоре Тебас Тудан предстал собственной персоной, дабы на месте разобраться, что происходит. На всякий случай он прихватил с собой накопитель энергии и, выйдя на солнечный свет, сразу приступил к подзарядке обоих кристаллов.

— Вы Тебас Тудан? — спросил возница.

— Именно, — ответил маг.

— В таком случае все, что находится в фургоне, принадлежит вам, — доложил главный фургонщик. — Где прикажете разгружать ваше добро?

Тебас Тудан, с любопытством взглянув на громоздившиеся в фургоне ящики и свертки, поинтересовался:

— Что это?

Возница пожал плечами, потом запустил руку в глубокий карман штанов и, порывшись там несколько секунд, извлек свернутый пергамент.

— Здесь все разъясняется, — сказал он, передавая трубочку магу.

Тебас Тудан развернул пергамент и прочитал: “Наша плата, как обещано. Клятва выполнена. Ребири Назакри и Алдасси Назакри”.

Послание было написано по-домдарски, притом ужасающим почерком.

Тебас Тудан, слегка поколебавшись, забрался в фургон и приоткрыл один сверток. В нем обнаружился прекрасный матуанский гобелен. Другой сверток содержал целое состояние в золоте и серебре. Самую большую ценность представляли две большие золотые фигуры, наподобие тех, что охраняют очаг в домах богатых и могущественных матуанцев.

Посмотрев молча на все это, чародей выбрался из фургона.

Он не знал, как поступить со свалившимся на него богатством, но понимал, что не может надолго задерживать возчиков.

— Идите за мной, — со вздохом произнес он и направился к своему дому.

Наблюдая за разгрузкой, Тебас Тудан мрачнел все больше и больше.

Он прекрасно осознавал, что олнамцы не могли за столь короткий срок приобрести такие вещи честным путем. Более того, они не могли сделать это праведно с помощью магии. Наверняка все, что он видел, украдено, и не исключено, они пустили в ход Новую Магию.

Ту самую магию, которой он их обучил.

Следовало прежде сообразить, нечто подобное рано или поздно должно было случиться, сказал он себе. И вот теперь он несет свою долю ответственности за те преступления, которые совершила эта парочка. Придется отправиться в Ай Варачи и объяснить начальнику гарнизона, что произошло.

Возможно, ему придется вернуть все ценности их законным владельцам, — если, конечно, удастся узнать их имена и если они все ещё живы, что, по его мнению, было маловероятно.

Кроме того, думал он, школе пришел конец. Он не имеет права обучать Новой Магии, зная, с какой легкостью это искусство может быть использовано в низменных целях.

Тебас Тудан вздохнул.

Спустя час опустевший фургон катился под гору. Каждому вознице досталась пригоршня серебряных монет, взятых Тебасом из похищенных сокровищ.

А на следующее утро чародей взял свою магическую доску, поднялся в воздух и полетел в сторону Ай Варачи.

Лорд Горнир, чуть подавшись вперед, держал в руках развернутый пергамент и мрачно взирал на него.

— Не нравится мне все это, — пробормотал он. — Подумать только, что творят проклятые матуанцы в нашем мире под Сотней Лун!

Лорд Шуль, который, задремав, наполовину сполз со своего кресла, приоткрыл глаза и удивленно спросил:

— Какие матуанцы?

Эти два достойных человека сидели в приемной, расположенной в цокольном этаже главной башни Императорского Дворца. (Дворец возвышался в сердце столицы, именуемой Внутренним Городом. Это был центр власти Домдара, распространявшейся на весь остальной мир.) Лорды ждали аудиенции у Председателя Имперского Совета Принца Гранзера, который в настоящий момент обсуждал какой-то вопрос со своей тещей Императрицей Беретрис.

Гранзер сказал, что беседа займет не более пятнадцати минут, но Лорды — оба члены Совета — вот уже более двух часов прохлаждались в приемной. За это время они во всех деталях смогли изучить рисунок роскошных ковров на полу, парчовые гардины, изрядно выцветший гобелен на северной стене и вид, открывающийся из широких, выходящих на восток окон. Настроения беседовать у них не было. Трудились в Совете они давно и неплохо уживались друг с другом, хотя не считали себя близкими друзьями. Не было у них и желания порассуждать вслух о возможной причине задержки.