Борис Дмитриев - Вам возвращаю ваш портрет

– Вот покончим с беляками, шашку над койкой приколочу, детишек полный дом приживу, сам нянчить стану. Разве я не понимаю, что с законной женой миловаться положено. Только Сами сначала помилосердствуйте, отгородили бы беззащитных людей от дьявольских искушений. Все наладится, дайте срок.

– Лучше бы ты с этими занятиями не откладывал, – искренне посоветовал Создатель. – Всего ведь не предусмотришь, не забывай любимую присказку бывалых казаков: "Человек предполагает, а жизнь копытом лягает". Постоянно предостерегаю тебя, чтобы не засиживался по ночам в штабе с молодыми девчатами. Не ровен час, под покровом темноты накроет противник, на том и прекратятся все твои беспокойные мытарства между чертом и ладаном. От нас возвернуться, в самом деле, не просто, но ведь силком мы к себе никого не затягиваем. Живите на Земле хоть тысячу лет, как при старом паромщике Ное. Удавалось же вашим далеким пращурам без лишних хлопот не торопиться к нам в гости.

– За Вашу заботу спасибо, Отче наш, – начал вежливо откланиваться Василий Иванович. – Только захватить меня врасплох, за здоров живешь, никому не удастся. У меня дозоры в секретах стоят, из самых надежных, самых отважных бойцов. Я с ними и собственной кровушки на полях сражений не мало спустил. Все одно мы первыми с беляками покончим, отправим их к Вам на последнее исповедание, вот тогда и убедитесь, какая там сволочь, один к одному подобралась. Премного благодарен, что меня грешного не забываете, однако время под горло берет. Возле шалаша небось ординарец давно на докладе стоит. Не серчайте, на службу пора, негоже командиру примеры разгильдяйства бойцам демонстрировать.

Откланявшись, по всем правилам хорошего тона, Чапай неторопливо опустил заметно разогревшийся от долгой беседы телефон в глубокий карман галифе и в который раз обратил внимание на одно загадочное обстоятельство. Во время сеанса телефонной связи с Создателем, комдив постоянно испытывал странное ощущение физической близости, явственное Его присутствие буквально на расстоянии вытянутой руки. Несколько раз даже ловил себя на внезапном желании протянуть руку и прикоснуться к собеседнику. Но лишь только мобильная связь обрывалась, таинственный абонент молниеносно удалялся куда-то в поднебесье. Вот эта иллюзия близости Создателя и иллюзия молниеносного Его устранения по ракетной траектории, была настолько убедительной, что Чапай всякий раз обращал свой недоумевающий взор в бесконечную небесную даль. На сей раз, по какому-то стечению непостижимых без хорошей выпивки обстоятельств, он увидел высоко над озером плавно скользящего молодого ястребка. Распластав упругое перо режущего воздух крыла, тот стерегуще высматривал прозрачные воды Разлива, готовый в любую минуту поразить подуставшего от борьбы за жизнь обитателя древнего озера. Неожиданно шалая мысль посетила комдива: "Быть может это и есть преображенный Создатель, от такого штукаря, чего угодно дождешься".

Глядя, не отрываясь, на парящего ястребка, Василий Иванович легко, словно юнец соскочил с ольховой коряги, и, конечно же, испытал глубокое удовлетворение от ощущения под ногами земной тверди. Хотел было подхватить походную бурку и направиться к командирскому шалашу, но остался верен строго заведенному распорядку и принялся выполнять положенный комплекс физических упражнений. Он добросовестно проделал знакомые каждому физкультурнику круговые вращения рук, совершил всевозможные поясные наклоны. Потом по-молодецки, будто скачущий мячик, преодолел череду упругих приседаний, наслаждаясь тугим скрипом хромовых трофейных сапог. И в довершение, привычным рывком оголил навостренную шашку, сделал несколько с просвистом атакующих махов и лихо вогнал в ножны клинок. Только после окончания всех добровольно возложенных на себя физкультурных нагрузок, комдив накинул каракулевую бурку и стремительно направился вверх по откосу, к известному всей дивизии Чапаевскому шалашу.

Забот впереди предстояло немало, горящих и неотложных. Еще не все распоряжения командира оставались должным образом принятыми к исполнению, в связи с предстоящим генеральным сражением. Еще планировали с Фурмановым объехать передовые эскадроны, провести партийные собрания, настроить личный состав на решительный, революционный лад. Да и с ординарцем предстоял тяжелый, нелицеприятный разговор, надо же, наконец, положить предел его безрассудству, иначе и себя, и чего доброго, самого Чапая, под трибунал подведет.

На широкой лесной поляне, обставленной вековыми деревьями, на всех парах кипела военная походная жизнь. Прямо против входа в командирский шалаш, на расстоянии не более десяти шагов, за большим дубовым пеньком, окруженным вкопанными в землю тесовыми лавками, суетился над разогретым самоваром Чапаевский денщик. Долговязый, охламоновского вида детина, в вылинявшей гимнастерке, что-то сварливо бормотал себе под нос, остужая резкими помахиваниями припекшиеся ладони. В ряду всевозможных отличительных несуразностей, характеризующих экзотическую натуру денщика, по прозвищу Кашкет, самым неоспоримым достоинством, было его умение залихватски играть на трехструнной балалайке. Еще не придумали на свете такой музыкальной мелодии, которую балалаечник не умел бы изобразить с первого напева, в самом виртуозном воплощении. Лишь только за эту незаурядную способность Чапаев на многое закрывал глаза, делал заметные поблажки Кашкету. Хорошо бывает после жаркого боя ополоснуться нагишом в древнем озере, согреться у костра и послушать вечерком задушевное треньканье балалаечных наигрышей. На правой руке денщика отсутствовали большой и указательный пальцы, но оставшиеся три, в компании с тремя посеребренными струнами, с лихвой замещали малый симфонический оркестр.

Здесь же, у импровизированного кабинетного стола, то бишь командирского пенька, забавлялся приблудившейся собачонкой боевой товарищ комдива и отчаянный на всю сорви голову воин, ординарец Петька Чаплыгин. Между прочим, почтительно величаемый в дивизии Петром Парамоновичем. Он подманивал псинку кусочком белоснежного рафинада, горячо желая приобщить ее с помощью сладкой жизни к цирковому искусству. Собачонка дерзко вскакивала на дрожащие задние лапки, но сразу же теряла неустойчивое равновесие и с визгом опрокидывалась на спину, чем приводила в неописуемый восторг здоровенного красноармейца. Ординарец был живым воплощением четвертого богатыря, лишь по забывчивости художника не запечатленного на любимой в народе картине, традиционно украшающей вокзальные буфеты и дворцы пионеров.

При виде сосредоточенного, приближающегося наступательным шагом комдива, в распахнутой бурке, на Петькиной по-детски безмятежной физиономии засветилась счастливая улыбка. Однако он без лишней фамильярности взял под козырек, выструнился в неподвижной стойке, демонстрируя готовность тот час приступить к выполнению любого, самого рискового поручения.