Терри Пратчетт - На всех парах

— Это для ваших парней, сэр Гарри, а это для вас, - он аккуратно водрузил на столешницу большой ящик, уставленный бутылками.

Гарри уставился на него:

- Это еще зачем?

Мокрист пожал плечами и постучал пальцем по носу:

— Вы же знаете, на что это похоже, сэр Гарри. Многие из тех, с кем я говорил, - пожилые мужчины, которые считают себя очень хитрыми, и каждый пытался накачать меня дорогим пойлом в надежде заключить сделку повыгоднее, и они не ошиблись. И я действительно пил все, что мне предлагали. Нет! Не надо на меня так смотреть! Я вполне способен удержать напитки внутри. На самом деле, я способен удержать внутри очень много напитков, и я рад сообщить, что резина ничуть не портит вкуса виски, тонкого коньяка или отборного бренди Джимкина Пивомеса.

— Отличная работа, мистер Губвиг! Я всегда говорил, что за вами нужен глаз да глаз, и я счастлив видеть мастера за… работой. А теперь следуйте за мной, мистер Губвиг, и постарайтесь не расплескаться.

Несколько дней спустя фабрика изменилась до неузнаваемости. Большая штамповка, которая грохотала на Камнеломной улице, была целиком перенесена в центр города, и ее ритмичные удары перекликались теперь с шумами железнодорожного завода.

Гарри Король, похоже, гордился этим, считая, что если уж из дерьма можно делать медяки, то стук молотков был равносилен денежному дождю с небес. Пока они шли через эту какофонию, он прокричал:

— Прекрасные парни эти големы! Всегда пунктуальны и никогда не болеют. Больше всего им нравится просто работать. А мне нравятся те, кто любит работать, - големы, гоблины, мне все равно, кто ты есть, если ты хороший работник.

Он подумал и добавил:

— Лишь бы слюни не пускали. Вы только посмотрите, как эти парни дубасят кулаками. Хотелось бы мне заполучить побольше таких, но вы же знаете, как это нелегко.

Мокрист окинул взглядом геену огненную, которой был металлургический завод. В дьявольски раскаленном воздухе он мог примерно отличить големов от человеческих рабочих в кожаных комбинезонах, потому что големы были единственными, кто способен расхаживать с кусками раскаленного металла в руках. Печи бросали отсветы в серое небо, и грохот и звон раздавались повсюду. Штабели рельс росли.

Он кивнул, понимая, что не сможет перекричать грохот. Он знал, каково это. Люди, которые стремились заполучить на тяжелые производства големов и троллей, все чаще сталкивались с открытием: одно то, что они большие и твердые, не означает, что они обязаны заниматься тяжелым трудом, если сами этого не хотят. В конце концов, это был Анк-Морпорк, где человек мог ходить с гордо поднятой головой, даже если он, строго говоря, человеком не являлся.

Проблема, если это можно было так назвать, нарастала постепенно. Мокрист впервые заметил, что происходит, когда Ангела сообщила, что ее новый парикмахер – тролль, мистер Тиззи-Виззи Форнасит [25] Когда Мокрист услышал это имя, он полез в словарь и с облегчением узнал, что форнасит – редкоземельный минерал, гидрохромарсенат меди. Тролль имел красивый голубовато-зеленый цвет. , и, как оказалось, он был весьма неплохим парикмахером, если судить по Ангеле и ее подругам. Такова была новая реальность. Если уж все разумные виды равны, то получите големов-домработниц и гоблинов-горничных. И троллей-юристов, подумал Мокрист про себя.

Когда они выбрались на открытый воздух, Гарри Король вскричал:

— Проклятье! Теперь, когда они свободны, големов невозможно заполучить! Спросите у своей благоверной. Они все заняты декоративным садоводством, маргаритками и прочей ерундой, а я плачу вдвое каждому металлургу в этом паршивом городе, и среди них только двадцать один голем. Такая жалость, такая жалость.

— Не знаю, Гарри. Похоже, вы продвигаетесь феноменально быстро.

Гарри ткнул Мокриста локтем и сказал заговорщическим тоном:

— Я велю швырнуть вас в реку, если вы кому-то об этом скажете, но мне это нравится. Большая часть моей жизни была, если не заострять на этом внимания, дерьмом, честное слово, дерьмом, не говоря уже о моче, которая тоже мне хорошо послужила, но все, что я делал раньше - куда-то что-то перевозил , а теперь я что-то создаю . К тому же, об этом мы с Герцогиней можем рассказать в приличном обществе. Конечно, я все еще буду поддерживать мусорный бизнес, и все такое… В конце концов, это мой хлеб с маслом, хотя в последнее время это скорее стейк с гарниром, но теперь мое сердце принадлежит железу. И кто скажет, что это не красиво, мистер Губвиг? Я имею в виду, нарциссы мне тоже по душе, но вы только посмотрите на блеск стали, на пот на лицах людей; будущее куется ударами молота. Даже шлак на этом пути прекрасен.

Железная Герда проплыла мимо в своем непрестанном путешествии вокруг предприятия, и Гарри произнес:

— Что нам нужно – так это первоклассный поэт. – Он протянул руку и указал на почитателей с их записными книжками и всех прочих, кто цеплялся за перила. – Они ищут чуда, и знаете что, мистер Губвиг? Они его получат.

Начался дождь, но люди, особенно трейнспоттеры в их практичной одежде, продолжали стоять и смотреть, как над Железной Гердой поднимаются клубы дыма.

В этот момент Мокристу показалось, что Гарри изменился, стал более живым, чем обычно, а, надо сказать, он и без того был энергичнее некуда. Гарри Король, властелин выгребных ям, стал Сокровищем Нации.

Бедвир Беддсон попытался снять сапоги. Удивительно, чего только не найдешь в сапогах после ночи в шахте, и кое-что из этого даже шевелится. Разувшись (не без борьбы), он взял поводья пещерной пони Дейзи, посмотрел, как она втягивает ноздрями чистый воздух, и легким галопом пустил ее на маленькое поле перед входом в шахту. При взгляде на нее сердце радовалось. Были времена, когда Бедвиру хотелось сделать то же самое. Его мать говорила: нельзя изменить звезду, под которой ты родился, что значило, что это твоя жизнь, и ее тебе жить. Сейчас, входя в жилые помещения, он думал, позволит ли ему Так попытаться еще раз.

Он любил свою жену Блидден, а его дети превосходно чувствовали себя в школе в Ланкре, но сегодня он чувствовал беспокойство. Глубинники опять вызвали его, и в этот раз они были довольно вежливы, хотя ни он, ни Блидден никогда не интересовались политикой. Да и как может в ней разбираться тот, кто всю жизнь потеет в шахтах? Пони теперь была свободна, зато сам он был связан по рукам и ногам, и кажется, почти дошел до ручки. Он просто хотел обеспечить своей семье как можно лучшую жизнь. Что еще оставалось гному?

Бедвир хотел, чтобы его дети стали лучше него, и судя по всему, так оно и должно было случиться. Его отца это раздражало. Бедвиру было жаль, что старикан умер, но мир продолжал вращаться, и Черепаха двигалась. Новые вещи делались по-новому. Не то что эти грэги, которые цепляются за вчерашний день; они даже до нового столетия не дошли.