Ксения Баштовая - Карты, деньги, две стрелы

— Не вариант, — пропыхтел я, утирая пот со лба. — На совесть закреплен. Ладно. В жаровне, кажется, еще остались угли.

Сунув руку в карман, нащупал кремень с огнивом. Потом оценивающе оглядел табурет — отлично, ножка факела, считай, у нас имеется.

— Скорее, — прошептала моя спутница, нервно оглядываясь на дверь. Ей, как и мне, не терпелось поскорее покинуть это место.

Перевернув табуретку, я взялся за одну из ее толстых ножек. Приколочена так, что обзавидуешься, ну да ничего… Дерево жалобно захрустело. Есть! Теперь одолжим одно одеяльце на тряпки, и дело в шляпе. Довольно потирая руки, я пристроил отломанную ножку на край стола и подошел к топчану. Вот это, сверху, вроде рваненькое. Думаю, хозяин не сильно обидится.

— Гр-р-р!

— Изюмчик, — булькнул я, глядя на поднимающуюся из вороха одеял здоровенную буро-черную башку. — Изюмчик?

Мог бы не спрашивать — глаза уже ясно видели, что питомцем Пемброука тут даже не пахнет. Изюмчик был золотисто-песочного цвета и гораздо мельче этого, бурого… «Зато крупнее того, серого, — вдруг понял я, вспомнив зверя, что завел нас сюда. — Так их здесь, значит, двое? Замечательно». Стараясь не делать резких движений, я ногой подтянул к себе табурет. Клеймор — это, конечно, прекрасно, но зверь слишком близко для хорошего замаха. А так, глядишь, успею ему стулом пасть заткнуть хоть секунды на три, чтобы размахнуться…

Входная дверь глухо стукнулась о стену. Зашуршали костяные иглы. За моей спиной тихо ахнула Матильда.

Почему я так уверен, что лучше не оборачиваться?..

— Гр-р-р…

Я скосил глаза на вход и сжал кулаки. Нет, не двое. Трое! Один на топчане, второй — тот самый, серый, — пялится снаружи через стекло. А третий — серебристо-черный и здоровый, как шкаф, стоит на пороге, нагнув круглую башку и оскалив клыки. Откуда этот-то взялся, светлые боги? Нам и первых двух по самое не могу хватило бы!

Мне под бок метнулась тонкая фигурка в испачканном камзоле. Метнулась — и уткнулась носом в грудь, мелко дрожа от страха. Хорошо ей. Она эти морды не видит. А я стою как дурак с кнесной на шее, с табуреткой в левой руке и бесполезным клеймором — в правой… Ну, двух, может, и завалю. Хотя тоже не факт — тот, что на пороге, вдвое крупнее Изюмчика. А третий мне с удовольствием за товарищей отомстит.

Если будет кому мстить, конечно.

Я чуть пригнулся, насколько позволяла прилипшая ко мне сосновой иголкой перепуганная госпожа де Шасвар, и перехватил табурет за поперечные планки. Щит, понятно, курам на смех, но другого нет. Клеймор качнулся вперед, целясь в оскаленную морду стоящего на пороге чудища. Второе, бурое, встопорщив все свои иглы, приподнялось над топчаном, готовое к прыжку. Свирепое рычание рванулось из двух бездонных пастей. Ну все, добегался, порубежник!

— Гр-р-р-р…

— Нам конец, да? — Зеленые глаза взглянули на меня снизу вверх из складок мундира.

Я хмыкнул:

— Там поглядим. Держитесь крепче, сейчас будет жарко… Ну что, зубастики? Голодные? А хрен вам в глотку, не дождетесь!

Я отшатнулся к стене, задев бедром твердый угол стола. На пол со звоном и грохотом посыпались какие-то колбы, ступки, ящички… А, да и пусть их! Все равно сейчас тут будет шороху. Звери напружинились. Я стиснул в ладони рукоять клеймора.

— Гр-р-ры!

— Клубок! Шнурок! Вы что там позабыли?! — вдруг рявкнул по-фенийски чей-то голос снаружи.

Кнесна вздрогнула от неожиданности. Я выронил тяжелый табурет. А мордатые бестии, мигом заткнувшись, подхалимски прижали иглы и, задевая боками мебель, дунули вон из дома.

— Вконец обнаглели! — ругался все тот же голос. — Кому было сказано — через порог ни ногой? Если хоть одну склянку грохнули — утоплю обоих, чтоб вам пусто было!.. Вон с глаз, сказал! И чтобы духу вашего больше тут не… Уп. Да у меня никак гости?

Ступеньки крыльца заскрипели, и на пороге обозначился высокий мужчина в алом балахоне до пят. Руки его сжимали тяжелый узловатый посох с серебряным набалдашником. По широким плечам рассыпались длинные белые волосы, сливающиеся на лбу с такой же неестественно-белой кожей. А прозрачные как лед колкие глаза удивленно, но безо всякой настороженности разглядывали нас с Матильдой. Фений. Чистокровный. Какая прелесть… Я вымученно улыбнулся:

— Здравствуйте. Ваши зверушки? Славные.

— Я вижу, как они вам понравились, — проронил хозяин дома, мельком взглянув на мой обнаженный клеймор. И легко перешел на привычный мне унгарский язык: — Ну да ладно. Вы, собственно, кто такие, молодые люди?

— Мы… э-э…

— Ясно. — Мужчина вздохнул. Переступил через порог и, прикрыв дверь за спиной, добавил неодобрительно: — Обниматься-то прекращайте уже. Это не мое дело, конечно, но я как-то за традиционные отношения.

Ну вот, и этот туда же! Выберемся наверх, надо будет купить кое-кому нормальное женское платье… Скрипнув зубами, я наклонился к своей спутнице:

— Госпожа де Шасвар, от моей репутации и так уже одни лохмотья остались. Отпустите меня, пожалуйста.

— А эти?.. Они тут?.. — донеслось из складок моего мундира, куда дочь великого кнеса со страху зарылась по самые уши.

— Их прогнали. Все в порядке.

— Правда?

— Правда, госпожа, — сконфуженно ответил за меня хозяин дома, пробормотав еле слышно: — Тьфу ты, прости меня Великая Дару, а я уж себе вообразил… Приношу свои извинения, офицер, — сказал он уже громче. — А вы не волнуйтесь, госпожа, никто вас не обидит. Шнурок с Клубком — мирные ребята, это так… охранные инстинкты. Не бойтесь.

Он весело улыбнулся и отставил посох к стене.

— Я, кстати, тоже не кусаюсь. И люблю гостей. Располагайтесь, мой дом — ваш дом… Меня зовут Фелан. А вас?

На раскаленной решетке жаровни, шипя и истекая мясным соком, подрумянивались колбаски. Госпожа де Шасвар, несмотря на благородное воспитание и громкий титул, деловито крутилась у стола, с которого временно убрали весь хозяйский хлам. Я повел носом и сглотнул слюну — пахло аппетитно.

В дверь просительно поскреблись. Фелан, расставляющий на полке шкафа уцелевшие пузырьки и коробочки, топнул ногой:

— Кыш отсюда, подлецы! Чтоб я обоих до утра не видел даже! Вы сегодня провинившиеся… Капрал, будьте любезны, подайте мне вон ту книгу. Нет, в красном переплете, с золоченым корешком. Спасибо… Клубок, я кому сказал? Ты мне еще дверь поцарапай, бессовестный!

Снаружи долетел приглушенный скулеж, потом тяжелый вздох — и все стихло. Улыбнувшись, я вынул из кучи барахла нужную книгу и, сдув с нее голубоватую пыль, протянул мужчине. Поворошил остальные, беспорядочно разбросанные по полу… И выдернул самую нижнюю, черную. Что примечательно, на ее корешке не было ни одного слова.

Я посмотрел на обложку. Самодел. Кожа натянута кое-как, на уголках остатки клея, да и картинка так себе — две стрелы, грубо намалеванные золотой и серебряной краской. Высокохудожественно, ничего не скажешь. И названия нет. Я тишком скосил глаза на занятого своим делом хозяина дома и быстро перелистал книгу. И правда самодел: плотные пожелтевшие страницы были сверху донизу заполнены неровными строчками — то синими, то черными, то вообще болотно-зелеными, словно вместо чернил автор воспользовался травяным соком. Кое-где имелись даже вклеенные иллюстрации — то маленький храм, опутанный зеленым плющом от основания до купола, то обнявшаяся парочка, то женщина в узорчатой маске, то какой-то человек в балахоне с капюшоном, вздымающий в правой руке посох с навершием в форме змеиной головы… Текст книги остался для меня загадкой. Читать я умею, вы не подумайте, просто, кроме унгарского да агуанского (спасибо Арлете!), других языков не знаю. И даже несмотря на то, что я наполовину фений, язык предков моей матушки для меня — лес темный. Ну то есть речь кое-как понимаю, пару слов по-фенийски связать могу — нахватался на пограничье от ополченцев, но читать и писать — увы…