Эдуард Пак - Измперение инкогнито

Дольше всех продержался вожак. Его окружило целых семь его бывших собратьев, однако он все так же отчаянно отбивался — двое из них уже лежали бездыханные, проткнутые острыми бивнями. Однако в конце концов подчинился и он.

— Может переедешь к нам? — предложил дядя Сергей.

— Да что я, маленький что ли? Справлюсь как ни будь — буркнул юноша.

— Надеюсь, ты понимаешь, что времена сейчас неспокойные, у меня сердце будет не на месте. Я все же настаиваю…

— Все будет в порядке, дядя Сергей, да и не так уж и далеко я живу, буду заходить.

Максим заупрямился и, словно осел, уперся в своем решении, ему казалось, что своим переездом он предаст своих родителей, смирится с их потерей, покажет свою слабость — покажет, что не готов к взрослой жизни.

— Ну, как знаешь… — вздохнул дядя Сергей, решив перенести серьезный разговор на другое время.

После этого последовали подробные инструкции, которые честно говоря, Максим пропустил мимо ушей.

Вспоминая разговор месячной давности, Максим подумал, каким же он был дураком.

Он вдруг почувствовал себя одиноким и заброшенным. Ему показалось, что он остался совсем один и все бросили его на произвол судьбы. Изо дня в день сидеть сиднем в полном одиночестве — тоска зеленая. Хотя сам-то конечно виноват — надо было соглашаться, когда дядя Сергей предлагал переселиться к нему.

Родители остались где-то там — за этой проклятой стеной. Максим часто думал о них, строил разные предположения и не терял надежды, но он даже не знал, живы ли они сейчас или нет, а может быть и так, что в этом сумасшедшем катаклизме спасся только их город — город Москва — столица гордой России, исчезнувшей в одночасье словно Атлантида.

Дядя Сергей не мог посещать его слишком часто — он все время где-то пропадал по очень важным и неотложным делам. Максиму вдруг стало так тоскливо, одиноко и скучно, что захотелось буквально завыть волком — громко и протяжно. Занятия в школе временно отменили, поэтому делать было ну абсолютно нечего.

Солнце уже перевалило зенит, но было еще относительно рано — около двух часов дня — когда наскоро пообедав всухомятку, он решил послоняться по городу, пока не наступил комендантский час.

Он бесцельно бродил грязными, заваленными разным хламом закоулками — всяческого мусора во дворах скопилось порядочно, не доходили руки городских властей до таких мелочей. Максим посидел на потрескавшейся от дождей, солнца и быстротечного времени скамейке, поболтал со знакомым пацанами, погонял никчемную пластиковую баклажку, пока та не закатилась куда-то в канаву.

Ноги сами собой вывели его на окраину Москвы. Ребята шепотом и по большому секрету рассказывали друг другу, что в самом конце квартала — там где начинались посты охраняющие границу — они видели огромное растение, вросшее прямо в девятиэтажку. В последствии он не раз и не два из далека видел развесистую крону величественного дерева, гордо возвышающуюся над бетонными высотками, но подойти поближе осмелился только сегодня.

Он осторожно пробирался дворами, между пустующих домов, каждую минуту опасаясь, что его могут остановить патрульные, но ему повезло — ни одного человека не попалось ему на пути.

Он обошел вокруг заброшенной кирпичной пятиэтажки и двинулся вдоль металлического частокола. За забором опустевшего детского сада, юноша разглядывал весело разукрашенные беседки и детские качели. Обойдя воняющие мусорные контейнеры и трансформаторную будку, он вышел к проезжей части.

Грандиозная и в то же время сюрреалистическая картина предстала внезапно перед ним во всей своей красе. Могучий и величественный гигант с плотной, раскидистой кроной — намертво врос в стену дома.

Ни разу в своей жизни он не видел таких деревьев. Оно скорее напоминало нечто рукотворное — телевышку или небоскреб — разум попросту не мог воспринять того, что этот исполин — просто живое растение, принадлежащее миру природы.

Перейдя дорогу, он осторожно приблизился к покореженной бетонной коробке. Не сдержав внезапного порыва, он решился подойти к дереву вплотную и, прижимая к глазам ладонь козырьком, задрал голову, пытаясь разглядеть его верхушку.

Максима охватило восторженное чувство, которое он однажды испытал находясь с отцом в горах Памира — в обоих случаях было нечто схожее — та же размытость деталей на самой верхушке, грозная, подавляющая величественность и таинственность.

Небольшие черные точки перелетали от одной могучей ветви к другой — на такой высоте не возможно было определить, что это за птицы. «А может быть это драконы?» — пришла вдруг в голову шальная и романтическая мысль. Все терялось в нереальной сизой дымке.

Кое-как перебираясь через огромные корни, Максим шагами измерил ширину ствола исполина, у самого его основания. У него получилось двадцать полновесных, широких шага — это же будет метров пятнадцать, ни как не меньше.

Темно-коричневый массив растения делил девятиэтажку на две, почти ровные, части, однако он вовсе не развалил ее пополам — шершавый и весьма рельефный ствол — будто вмяли, вдавили в мягкий, словно масло, бетон. Его корни, словно небольшие холмы, внушительными буграми вспучили дворовый асфальт. Одна из чугунных скамеек — установленных возле подъездов — торчала теперь под немыслимым углом, нарушая все законы физики.

Раскрыв рот, он еще очень долго рассматривал раскидистую крону необыкновенного великана, пока не заболела шея.

Странно, но его так ни кто и не прогнал. Вездесущий патруль куда-то запропастился и в голову Максима закралась безумная мысль — ему вдруг отчаянно захотелось увидеть своими глазами, что же находится там, в том мире куда их забросило по воле судьбы.

Поймают, вернут? Так что же — не убьют же, в самом деле. Эх, была — не была, попытка — не пытка. Его взгляд уже наметил себе маршрут — туда, где на фоне неба вырисовывались многочисленные кроны таких же величественных гигантов, высоко возвышающихся над крышами домов.

Решившись, он сделал первый шаг по направлению к эльфьему лесу.

Не останавливаясь и не оглядываясь, юноша пошагал прямо по широкому четырехрядному шоссе. Он почти желал, чтобы его остановили — но опять же ни кто не встал у него на пути.

Пустые, словно опорожненные консервные банки — бетонные многоэтажки спальных районов — тянулись вдоль всей дороги, на сколько хватало глаз — они уныло взирали на него пустыми глазницами окон, выбитых взрывной волной. Уверившись в своей полной безнаказанности, он решил чем-то занять свободные руки и какое-то время метко швырял камни в дорожные знаки.

В пустой комнате с голыми стенами, как и в совершенно безлюдном городе, зарождается гулкое, звенящее эхо. В обычное время, оно скромно ютится где-то там — на периферии. Заглушаемое мягкими коврами, мебелью и шумом машин — оно почти не слышно.