Эдуард Пак - Измперение инкогнито

Леха подбежал к ней.

— Баб Маня, закрой, закрой говорю. Цепочку откинь… откинь цепочку — шептал Леха.

Однако та лишь мотала головой, да мычала что-то невразумительное. Вцепившись в Лехино плечо, она что есть сил все налегала и налегала на створку.

Вырвавшись из ее безумных объятий, он принялся запихивать ее руки обратно в квартиру, пытаясь закрыть дверь.

— Ой Лешенька, спаси меня!!! — запричитала вдруг в полный голос соседка.

Неверный свет фонарика вдруг высветил в коридоре позади бабки огромное колышущееся существо, заполнившее собой весь узкий коридорчик позади старушки. Оно как будто не имело четких очертаний, напоминало студень, постоянно меняющий свою форму.

Голова монстра упиралась под самый потолок, его толстые когтистые лапы вцепились в коридорный косяк и впихивали жирное тело в узкий для него пролет.

Свет слабого фонарика от чего-то не понравился монстру — он отвернулся и закрыл глаза, прикрываясь мощной лапой. Однако деревянная рама уже трещала под его невероятным напором.

Леха уперся босой ногой в стойку и что есть мочи рванул дверь соседки на себя. Его кости затрещали от натуги, но цепочка не выдержала, со звоном отлетев от крепления. Он едва смог удержаться на ногах. Старуха вывалилась в подъезд, но и монстр за ее спиной тоже подбирался все ближе.

Черное чудовище, сумев протиснуть в коридорчик лишь верхнюю часть своего туловища, с грохотом повалилось на пол и протянуло вперед невероятно длинные узловатые конечности. Лапа вытянулась в подъезд, пытаясь достать ускользающую добычу.

Леха всем своим весом навалился на дверь, со всего размаху прищемив монстру страшное волосатое предплечье. Корявая хваталка, перевитая узлами мышц и сухожилий, торчала безобразной корягой — ее когти тщетно скребли бетонное покрытие пола, оставляя на нем глубокие борозды.

Вдруг некое озарение посетило Леху — он зажег фонарик и приложил его к волосатой лапе. За дверью послышался ужасный вой и коряга втянулась в пустую квартиру.

Внезапно откуда-то сверху, послышались женские визги, мужской мат и детский плач — еще, и еще — на каждом этаже многоквартирного дома.

Леха увидел как сосед из сорок третьей квартиры — весьма высокий и упитанный пожилой мужчина — сверкая голым животом, вываливающимся из полосатых пижамных штанов, резво скачет вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки — шаги его босых ног тяжело и гулко отражались от стен подъезда. В руке соседа — начальника Щукинского отдела полиции — был зажат пистолет, которым он то и дело пытался выстрелить в нечто его преследующее.

Или в обойме не было патронов или же мужик со страху банально не снял пистолет с предохранителя, но только вместо выстрелов слышались лишь сухие щелчки.

Леха с трудом сумел увернуться от центнера с лишним неуправляемого тела соседа. Он пропустил его, прижавшись к стене.

— Алексей Петрович, отставить стрельбу — зло крикнул ему вдогонку Леха.

Сосед запнулся и обернулся — на мгновение в его глазах появилось какое-то осмысленное выражение, но почти сразу же оно вновь сменилось выражением безграничного ужаса. Сосед продолжил свое позорное бегство — внизу все так же раздавались сухие щелчки пистолета.

Постепенно подъезд наполнился безумными полуголыми людьми, топотом десятков ног, паническими криками и стонами.

Безумная толпа с пустыми широко открытыми, ни чего не понимающими глазами, сметала все на своем пути.

Леха кое как влез дрожащими ногами в калоши, стоящие у двери бабы Мани и попытался взять себя в руки. Взвалив на плечо норовящую то и дело съехать на пол соседку, он потащил ее на улицу.

К оглушающему шуму ищущих спасение людей добавился какой-то низкий душераздирающий вой. Со старушкой на плече Леха наконец-то вывалился во двор. Ночной холодок заставил его вспомнить, что он без одежды. Баба Маня, с широко открытыми глазами, словно рыба хватая ртом воздух, привалилась спиной к узловатому стволу дерева.

— Баб Мань, подожди, все будет хорошо — успокаивал ее Леха — посиди-ка здесь, я посмотрю, что там творится.

Поеживаясь от холода, он кое как, впопыхах напялил штаны. Безумные вопли раздавались со всех сторон. Какие-то огромные аморфные тени сновали в темноте переулков — разобрать что-то конкретное, из за отсутствия света, было невозможно.

Раздался звон разбившегося стекла. Из окна третьего этажа, где жил пожилой фронтовик, на асфальт полетела бутылка с горящим фитилем.

— Получай, контра!!! — послышался сердитый, дребезжащий старческий голос.

Бутылка разбилась и расплескала далеко вокруг себя лужу пламени. В свете огня Леха оторопело наблюдал, как двое конников гоняют по двору желеобразного монстра величиной с бегемота.

Всадники в странных одеждах ушедших эпох крепко держатся в седлах, крупные кони под ними хрипят от возбуждения, разбрасывают клочья пены из под мундштуков и лихорадочно мечутся по тесному дворику.

Само по себе это зрелище — если не тривиальное, то хотя бы теоретически возможное.

Сказать то же самое о монстре — не поворачивается язык.

Как же описать то существо, которое они явно хотят прибить? Природа видимо отдыхала, спала или вовсе отвернулась на минутку, когда народилось вот это… Народилось само по себе, вопреки всем законам и здравому смыслу. Естественности в нем — как в десятитонном капустном слизне, слизне весьма шустром и шумном…

Все, что видно — мелькающие в темноте, части крупной туши, бесконечное количество ног-ласт, которыми он перебирает с головокружительной частотой, да безумные глаза, которые светятся гнилыми болотными огоньками.

И если буденовца, размахивающего направо и налево шашкой и чекиста в кожанке, палящего из огромного маузера в монстра, еще в какой-то мере, с большой натяжкой, можно было принять за сумасшедших, обрядившихся в маскарадные костюмы (даже принимая во внимание, что их собственные тела и тела их коней были наполовину прозрачными), то монстр ни как уж не походил на бутафорию.

В конце концов, им помог небольшой отряд бородатых опричников в красных кафтанах до земли (тоже прозрачных), которые появились из маленького проулка — они тыкали пиками это огрызающееся на них огромными клыками свинорылое чудовище, пока оно не издохло и не растеклось грязной черной лужей.

Вернувшись за бабой Маней, Леха с облегчением увидел, как старушку уводит ее сын — Вадим из дома напротив.

— Вот и хорошо — вздохнул с облегчением Леха — а то мне пора.

Взяв приличный темп, шаркая калошами, он рванул по направлению к Ленкиному дому.

— Суета, суета — глядя в окно, добродушно и задумчиво бормочет себе под нос маленький, начинающий лысеть, полный человечек. Его гладко выбритое лицо впервые за пять месяцев расслабилось, сладки меж бровей потеряли свою застывшую глубину.